Screw

Listen or download SCREW Lower World for free on Prostopleer


Listen or download SCREW Cursed Hurricane for free on Prostopleer


Listen or download Screw Sea of trees for free on Prostopleer

@музыка: Клевая

@темы: музыка, Япошия

---

Сон Чжэ Рим / Song Jae Rim / 송재림

@настроение: красава просто, корейчик такой) & просто тачки, уматовые гоночки - вспомнить старое!!!!!!

@темы: музыка, киношка, Даии скиииии!

---

СНИМАЯ С ГЛАЗ ИЛЛЮЗИИ

I don't know how to be strong. I'm really so tied.
And....i should be....fuck, i don't know, whom should i be. myself? as it is?
where is my home and MY PLAСЕ.
Where is my soul, and where my strengths,and my faith???????
i think....i lost everything.Now - i feel so lost and abominable.
Maybe...maybe tomorrow i'll gather up all my thoughts together and ones more go on to live/
maybe.

@настроение: сегодня его вообще нет

@темы: итай...

---

СНОВА И ОПЯТЬ...НАПОМНИЛИ-О

МИЛЕН ФАРМЕР



Listen or download Mylene Farmer - Je Te Rends Ton for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer XXL for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer Innamoramento for free on Prostopleer
Listen or download Mylene Farmer Innamoramento for free on Prostopleer
Listen or download Mylene Farmer Alice for free on Prostopleer

Listen or download pas le temps de vivre for free on Prostopleer
Listen or download Mylen Farmer Appelle mon numero for free on Prostopleer



Listen or download Mylene Farmer A force de for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer A force de for free on Prostopleer
Listen or download Mylene Farmer Nuit d'hiver for free on Prostopleer
Listen or download Mylene Farmer A-t-on jamais for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer Ici-bas for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer Quand for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer Tu ne le dis pas for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer Monkey Me for free on Prostopleer

Listen or download Mylene Farmer A l'ombre for free on Prostopleer/MORE]

[

@темы: музыка

---

БАМБУКОВАЯ ФЛЕЙТА

@музыка: КИТАЯ И ЯПОНИИ

@темы: музыка, Япошия

---

Мужская любовь такая мужская (рассказ/слеш-яой/мат)

Listen or download Utada Devil Inside for free on Prostopleer
Listen or download UTADA Devil Inside for free on Prostopleer







Я протягиваю ладонь к тебе, оставляя ожоги своей руки...
А ты…ты, оставь клеймо мне на душе.
Я отпускаю... уходи...
Уйти когда-нибудь придется.
Свои осколки сердца, что схожи на хрупкий лед, под ноги россыпью -
Не больно... шаги по лезвию. И только вперед - и не сказать больше себе:
«Хватит уже…!»
Кричала вечность: « Не сдавайся!».
Лишь пальцев дрожь, абсент – вино - коньяк
И плач за стенкой саксофона рвет нутро...
Я снес, к чертям, свой постамент.
Ты на земле. Разбит. Изломан. Изранен. Вывернут. Сожжен. И уничтожен.
Завернут в ледяное небо.
Тремя кинжалами сражен... моим – своим – и третьего.
Я превращен в ночную небыль. Мой плач - как вздох, ломается. Крошиться.
А крик - как ветер…
Я пахну болью и виной глухой.
На сердце обмороженная роспись -
ия в ответе...
Ты заклеймен мооей рукой... навеки.




Витька, ты, наверное, еще злишься. Ты никогда мне этого не простишь. Я знаю.
Еще живы в голове слова: « И умри кусок дерьма!»
Жизнь закрутила меня в свою спираль и пропустила через весь набор уничтожения существа. Жизнь - садистка еще та сучарская.
Не то, что бы я что-то потерял, у меня изначально не было ничего.
Был просто мираж: …а затем был бронзовый блеск твоих глаз, слишком яркий, слишком насыщенный, слишком дурманящий, слишком – слишком. Вот я и повелся, а не повестись – не было сил. Кретин ведется, когда его ведут.

Мне не устоять перед таким взрывом энергии, я был в кураже, и ты там был.
А вот теперь глаза навсегда потеряли свой цвет, теперь в них по десять унций боли и яда.
Теперь, теперь наша пустошь поросла мхом.
Её ничем уже не засеешь.
Сердце было изжевано, сломано оно было вырублено.
А тело по инерции, а память кадрами разъедала судьбу.
В минусе будущее, в плюсе прошлое.
В таком бедламе жилось, в такой хрени леталось.
Крылья, хоть как не хотелось, но приходилось сложить, за меня сложили, дестини выбита не чернилами, кровью ведь.
Возьмем теперь в минусы мою жизнь, твою в плюсы, но ломаную такую, в отражениях.
Ты теплый еще и живой, а я в зазеркалье, далеком с оскалом.
Ты существуешь еще, нет, это уже не жизнь, но все же…
И ты опустошаешь бокал за бокалом…


В каждом движении должно быть желание. В каждом сердце – огонь.
Вот и горел я сизо-карминовым пламенем твоих глаз.
Слишком упрямо мое самомнение, а характер, закаленный не одним вставлянием мозгов нужного направления. Недозволенно много я захлебывался гнилой действительностью от переизбытка нелюбви. Выращенный улицей, вскормлен ею, почти трепетно баюканный ее фальшивыми объятьями. Я так нежно вздернутый на крюк ее путаными пальцами переулков и глухих тупиков.
Ну и пусть. Зато, я никому и ничего не должен. Я свободен по-своему.
Только, нах*й мне эта свобода без тебя? Она не кажется мне уже такой сладкой, скорее, в ней появилась приторность и задушье.
Я хочу обменяться с ней на НАС. Но, мне больше не предложат контракт на таких приемлемых условиях.
Я сам так решил и это мой выбор.
Нет сожаления. Его нет. Его никогда и не было.
Мой выбор – это только мой выбор. Никто не срезал, и не ступил. Никто не ломанулся и не обломал. Все так, как должно быть. Не всем в этом мире веселяться на пиру.
Я так решил.
Мы так решили.
Жизнь текла сквозь иллюзию и кошмар, туманом серым и мерзко влажным.
В борьбе решалось все, в крови, в еба*естве по всем, куда дотягивалась рука.
Мы поставили все точки над « I». Ставили так, чтоб доходчивее было – а именно твердыми и сжатыми от острой боли кулаками, ибо наш воспаленный разум тогда по-другому не мог. Хорошо еще, что не куском железа. Рваные раны были на сердце, там шрамам век вековать, и по непогоде ныть. У тебя от меня много их осталось. Прости. Я не хотел чтобы так, но вышло не по-моему.
Весь мир взрывался вокруг нас и рушил все установленные правила и формы, земля съезжала со своей оси – орбиты и воздух был наполнен не кислородом. Все было другим.
Несмотря на удущливую мраку хотелось делать вдох и выдох, просилось из нутра. Болело. Но жилось.



* * *



-Витька. Женька, к столу. Опоздаете – и будете голодными. Щас Колян завалиться и все сожрет.
Мамашка. Как всегда усталая, злая и не удовлетворенная. А что еще ожидать от русской бабы, которую имеют на работе, имеет отец, имеет подруга, имеет время. Да, наше общество умеет сношать тебя во все дыры, и отрыгивать остатки в уже поимевшую душу.
Веселуха – за*бись.
А в комнате обычная суетня идет круговоротом, дубасятся две силы воли не на жизнь, а на смерть. Кто кого? И как?
Женька – он…как бы так описать его. Малыша любят – от него и фанареют.


Странный. Замкнутый. Огненный. Странный. Честный.
Сам себе на уме. У него была такая тягучая и вязкая харизма, от которой я, молча и медленно сходил сума.
Я всегда поражался, откуда это у него? Жизнь никогда не казалась малиной сладкой, всегда ему больше всех доставалось на «прянички», но, он держался бодрячком, умел вышкребать самые-самые остатки силы воли и чертовой справедливости. А я не мог. Я был груб, силен, вспыльчив и резок. Но не он. Что такое упаячила природа с ним, что он был в своем мире? Ярком, наполненном своею странною верой и убеждениями. Стойкостью, от которой летели искры и стальной силой воли. Он был худ, но очень силен. Сплошной сгусток мышц и костей, соединение такой энергетики, которая заставляла плавиться мой разум и запи*дячивала его глубоко. В самое потаенное. А я, наоборот, был крепкий и сбитый малый, достаточно высок со стальной горой мышц. Хотя, ели мы одинаково, в равных количествах, но его и мой метаболизмы были разные. Мы вообще ни в чем не походили друг на друга, да и с чего бы???
Но, не смотря на всю эту хрень, мы понимались без слов. Четко. Ясно. Мгновенно. Один взгляд – и взлет информейшен звезданул в самое ядро мозга. Хотя, мы никогда не были друзьями. Дружбаны мы, никакие. От чего ж так всегда было? Эта хронолигичность вопросов и поступков никогда не даст ответов. Что-то ведомое в этом мире, а что-то нет. Видать, то, что в конце, относится к последнему пунктику.
И пусть. Я принял это. Если есть рядом человек, с которым можно дышать и не задыхаться, то какая разница, как это называется? Одно просветление, блять.
Мы не доверяли друг другу тайн и не выливали свое внутреннее, не жаловались на что бы то ни было друг другу. Не строили планов, делясь ими под звездным небом. Была четкость и краткость во всем, хотя, я не тот тип особи, чтобы сдерживаться и скрытничать, чтобы таить и носить в себе. Но, с Женькой мне не нужно было расспинаться, да и не хотелось. Он видел меня, диагностируя своими золотисто-коричневыми глазами насквозь, понимал так, как может земля понять пищинку, а вода каплю. Так что, как обозвать этот вид отношений – я не знаю, да и нужно ли? И я знал, что никакой чертовой и пиздатой дружбу мне и не нужно, он заменял всех. Хотя, я кинтовался, я общался, я тусил и херачил по полной. То драка какая, то мозготряс, то скрыться с глаз и пересидеть – переждать. Была компания, которая вибрировала и то расширялась, а то суживалась, залеты и уходы – дело будничное и не стоящее сушеного огрызка. Да и времени я там проводил много, практически всегда. А с тобой? С тобой – всего лишь с ничего. Так, нечаянные заблудщие встречи, беглые взгляды, сбившиеся в кучу праздники и ободранная родня. Сначала, я даже думал, что ты меня терпеть не можешь, затем – игноришь. А в конце – я, с течением обстоятельств и времени просек, что ты таков сам по сути своей. Но, сколько бы непроизнесенных фраз не было, мне было уютно и камофильно там, где сталкивались наши взгляды. Чертовщина какая то. Я бы сказал – полная хрень. \Это – необъяснимо и объяснимо одновременно. ВСЕ-ТАКИ ЧЕЛОВЕК ИСПОЛЬЗУЕТ НЕВЕРБАЛЬНЫЕ ФОРМЫ ОБЩЕНИЯ НАМНОГО БОЛЬШЕ, ЧЕМ КАЖЕТСЯ.
Инфильтрация тебя обосновалась у меня в крови. Не скажу, что я гордился этим – но, как есть, так есть.
Зачет тебе огромнейший, что ты научил меня хоть немного сдерживаться и обращать внимание на тишину. Да, были темы, на которые мы вливались ручьями, но, это случалось крайне редко.
Нам, если уж говорить, то и года не хватит, что бы выговориться. Поэтому, мы и не начинали. Я всегда мог влиться гармонично в любой пи*дешь, поддержать практически любую тему, правда, часто было влом это делать, но сам факт. А с тобой, мне, как будто толи кошка в рот нагадила, то ли что-то удерживало, но я ждал момента, когда начнешь ты. А ты не начинал, и я не начинал. Нам элементарно не так было это и важно.
А со стороны казалось наоборот. Все знакомые и родня считали, что мы если и не враги, то просто не переносим друг друга. Мы не братанались, мы и не пизделись. Само собой вышло понимание, кто мы. Какие-то оторванные наши отношения были. Мы не жили под одной крышей, мы не путались соплями в радости и горе, фактически, мы ничего и не делали вместе, разве что случайно. И все. Так отчего ж меня так прет на тебя??? Я не гомик, нет, я нормальный гетеросексуальный парень. Без большого бабла, это да, без понтов пустых, крыша – она есть, что в башке, так и вне. Есть, кому постоять за меня, мне многие в этом плане висят, недаром все тело у меня в шрамах. А ты? Ты ничего мне не должен. Ты никогда не заискивал и не пытался понравиться. Но и нарваться ты не пытался тоже. У тебя какой то свой и чудной мир, свой взгляд на все, отрешенность от мелочного. Может, именно поэтому я и начал задумываться о крышесносе, о вылазках по ночам, о прохирачиванеи моей еще пока молодой жизни. О сливании ее в никуда. Может. Хрен тут поймешь пока и разберешься.
Но, я очень хочу зарыться в норку, и, можно, твою??? Да, и такое иногда приходило в мою башку, когда я долго не мог наткнуться хотя бы взглядом на тебя.

И вот, однажды, звонок в дверь. Открываю – а там ты. Мы стояли минуты три, молча, и втыкали друг в друга. С чего? Ты никогда не приходил просто так, без звонка или предупреждения. Затем, ты, отводя взгляд в сторону, выдавил:
- Привет. Я знаю, что без предупреждения, но, можно я у тебя переночую.
Я, молча, отодвигаюсь, прижимаюсь ближе к гладкой поверхности выцветшего дерева двери, и ты зашел.
Мое недоумение просто висит в воздухе. Именно оно тянет из тебя миллионы вопросов, а я…я что? Я ничего. Я стою и туплю.
Какое-то подозрение, что срывается с кончиков губ, но успевает зависнуть, желание чего-то, понимания которому нет, рвется наружу, но я успеваю вдавить с огромной силой кончики пальцев в ладонь, и с болью приходит понимание реальности. Слишком близко, слишком напряженно.
Я не должен был тогда впускать тебя. Не должен. Но, я это сделал.
Лучше бы отмахнуться и обломать, лучше бы я стал бездушной и тупой сволочью в твоих глазах - но, по крайней мере, мы бы не наломали дров.
С тех пор ты начал часто оставаться у меня, в моей комнате, почти всегда не нарушая мое пространство и тишину. Ты не ладил с отцом, ты не переносил на дух мачеху, ты сваливал из дома и оставался у меня. Почему? Я не лез к тебе в душу, не кромсал нутро тупыми и глупыми вопросами. Мы – существовали параллельно друг другу и дополнялись друг другом. Каламбур слов, и такой же чувств. Иногда очень сложно что-то объяснить, есть такие ощущения – толкования которым, еще не придумал мозг человека.
Я приходил поздно домой, а ты сидел на стуле возле окна с наушниками и слушал, как всегда, музыку. Какой то странный у тебя был вкус – разноцветный слишком, противоположный моему – это да, но и в крайностях с тобой самим. От классики и до тяжелого хаоса, техно. А я любил реп. И только. Мог, конечно, и еще чего слушать, но Эминем был для меня богом. Было много реперов, который пели моей сутью, но этот чувак реально меня цеплял. Он умел как в медленных, так и в быстрых композициях охватывать все, и сразу понятно было, что он не просто пел текст пустого звука, он сам все переживал, сам проходил то, что выливал: будь то наркота и выживание, или тоска по ушедших веселых деньках, или же разрыв отношений с близким человеком, и непонимание тебя в обществе. И да, он, конь пидальный, осмеивал и ржал в объектив, плевал на установленные нормы и клал большой *** на законы и правила тупости и ложности мира. Даже его понты не были такими в прямом понимании – он, был схож мне, или это я был схож в таком вот противоречии. А Женич – ты…хрен тебя поймешь сразу, ты какая-то мистика, вот реальная такая мистика. И на волне своей, и в мире – херушки понятом и рассшифрованом.
Я прихожу с техникума, мать все-таки заставила меня поступить туда заманухой, насчет крайнего случая, а ты сидишь в прострации. Ключи ты себе сделал, есть – ты ел, неплохо и вовремя, здоровьем ты не херачил. В мои вещи никогда не лез, а если бы и делал это – ничего не имею против, там и шнырить толком негде. Барахло у меня было только самое необходимое, удобное.

* * *

«Ты снова глазами бегаешь вне, мне хочется встряхнуть тебя, я хочу твоего внимания! Гаденыш, хоть и старше меня по возрасту, но ты все-таки гад еще тот. Подхожу ближе, несильно толкаю тебя кулаком в плечо, жду реакции. По исходу пары минут обхватываю твою шею и тяну на себя. Ты невыразительно противишься, спина напрягается и выравнивается, как стройный тополь. Я опускаю голову и носом зарываюсь в твои волосы».

* * *

Музыка - бери диски, если нужно, но так как вкусами мы отличались – оно тебе даром не упало. Ком – у меня был, в нем я периодами вис, но ты притащил свой ноутик. Ты действительно обосновался в моей комнате, и, по ходу дела тебе было там - зашибись. Я был такой человек – что мог не замечать матов и ссор родаков, пьяного галдежа соседей, криков с улицы – меня все это вообще не трогало. И твое присутствие - меня не тяготило ни в коей мере, хочешь – живи себе, меня не трогай. Ты и не лез. Так было первое время, но когда изо дня в день я, возвращаясь в дом, видел отстраненное выражение - меня начинало нехило грызть и колбасить – что ж ты за особь такая? Не может тебе быть так все похеру, должно ж быть хоть что-то, что тебя волновало. Но, пока я не мог в этом разобраться, ты – ходячее секретное существо. И меня перло на тебя, на твой сильный и устремленный почти в никуда взгляд – такой острый и пронизывающий, что сердце начинало биться в глотке, а пульс валил за 100 только так. Мы редко встречались взглядами, да и поздно я возвращался, так что ты уже или дремал в наушниках, или втыкал в ком. И ни разу мы не выходили на улицу вместе, ни разу не бухали, только общее крышеделение.


* * *

«Чувствую, как ты глубоко вздыхаешь, расслабляешься в меру бега стрелок на часах, а я стою и жду, выжидаю твоей сдачи, общее покорение и притяжение наших полюсов. Когда столкновение? Когда взрыв? Капитуляция в моих ладонях. Твои руки отпихивают ноут в сторону, голова понемногу откидывается мне в шею, и я ликую победе. В такие минуты все твое становиться моим, мы общие друг для друга. Нет сопливых признаний, нету сюсюканья и душераздирающих изливаний ни о чем… Есть только ты – я – и наше общее. Мы, пиздец какие завернутые становимся, когда наша кожа соприкасается, а запах, смешанный в личном опиуме жажды. Он жжет резано ноздри, почти перекрывая кислород.
- Мать дома, сейчас может зайти, мне белье чистое принесет.
Я наслаждаюсь тембром твоего голоса, мне все равно, о чем ты пытаешься мне сказать – до бедра. Ты так редко говоришь – а я б слушал и слушал. Не молчи, но ты умолкаешь. Я потираюсь виском о твое ухо, смотрю сверху вниз на твое лицо, на едва прикрытые веки. Мне хочется скользить огромной змеей по твоему телу и обхватывать тебя со всех сторон, не пропускать ни миллиметра кожи, ни доли момента, пожирать тебя всего долго и со вкусом. Твое тело, еще не совсем взрослое, еще не огрубевшее и твердо – мягкое во всех частях по-разному, оно так манит и соблазняет. Твой запах без примеси каких-либо духов, твоя кожа в чистом и неразбавленном виде – свежая, после душа, только-только расцветающая, и такая…Мои глаза хотят тебя, губы уже каменеют от напряжения и тянутся к твоим. И понимание стирается из монитора моего мозга. Все похеру.»

* * *

Ты никогда не мог нормально общаться с отцом, да и кто бы смог? Он редкостная сволочь и эгоистичное быдло. Именно поэтому моя мать и свалила от него. Наша мать. У нас были разные отцы, но мать была у нас одна. Да, мы братья, половинчатые, но все ж такие разные, и такие схожие.
Разные – абсолютно, в проявлении себя, как личности, характере, и такие идентичные в поиске себя самого. Каждый из нас проявлял это по своему, но проявлял это ужасно остро, твердо и упрямо.
Я был младше тебя на два года, хотя, все выглядело так, да наоборот.
Мне казалось всегда, что ты ревнуешь, что завидуешь, что ненавидишь меня. Ты остался с отцом, а я - а я живу с ней. Обидно? Да. Еще как. Больно? Тоже верно. Я могу понять тебя, я должен понимать тебя, у меня нет права отвернуться. К кому тебе идти?
Мы не гуляли в детстве в песочек с лопаткой и не таскали за собой машинок, не оседлывали лошадок и вовтузились – деля какую-то игрушку. Мы, молча, смотрели друг на друга из под насупленных бровей, наш бой шел молчаливо – глазами, и кто отводил взгляд первым – тот и проигрывал. Обычно, проигравшим был я, у тебя стальная сила воли. Тебе Бог дал силу в сердце, а мне в руки. Все поделено справедливо. Я хотел одного, а ты другого. А затем, опустив глаза к земле, я отворачивался и уходил. Мать пыталась нас свести, все пытались – но, в скором времени однозначно махнули руками и оставили свои тупые и никому не нужные попытки нас сблизить.
А что ж я так висну на тебе сейчас? Беру то, что так яростно упускал в детстве?
В голове смешалось все – вереница лиц и праздников. Пьяных бормотаний и боев на выживание, кровь, что приправляла воздух своим соленоватым привкусом…Все сбивается, крутится, но исчезает в итоге под конец. А что остается? Чистая, неразбавленная жажда тебя.
Когда ты пришел тогда к нам, это было…если бы метеорит грохнулся на наш дом – я бы удивился меньше. Никогда, нигде, и ни с кем ты ничего не делил. Почему ты тогда пришел? Так много всего и сразу держать все время закрытым у себя внутри – это нечеловеческая сила воли, а ты, хоть и настойчив, но все ж, ты – человек, а человеку не чуждо все людское. И ты дал слабинку. А я этим не повременил воспользоваться. Да, я такой – вижу-хочу и беру. Ты сам позволил.
Он приоткрывался, я ж рвался навстречу, весь распахивался и сиял от счастья. От этого понимания все внутри грохотало на низких нотах моего басистого голоса.
Такое не покажешь никому, таким не поделишься, такое укрываешь и хоронишь в самом сокровенном месте, самом защищенном. Быть мягким перед матерью я не мог, а слезиться перед братками – тем более. Меня не просто засмеют или отпи*дят, мне не будет места вообще на этой планете. Ни одна подворотня меня не спрячет, ни один угол не укроет, я сам себя загрызу. Только там. В маленькой и старой комнате мы могли делить наш рай на двоих, не бояться и не скрываться. Только там мы дышали одним воздухом и отдавали его друг другу.
Без слов.
Без обещаний.
Без раздумий в будущее и обид по прошлому.


* * *

« Мое лицо склоняется совсем близко к твоему, я смешиваю свое дыхание с твоим, горячу его рваными вздохами, что начинают висеть в комнате. Вместе с пульсом убегают мои здравые мысли: мой брат, мой враг, мой друг - не друг, пацан. Я гоню их, как самых резвых лошадей, диких мустангов, что роятся по своей воле, не ведомой никому. Твоей закинутой назад голове неудобно, но ты не жалуешься, молчаливо подставляешь ее моему распинающему взгляду, приоткрывающимся губам и потоку огня из груди.
Руки сжимают все сильнее и настойчивее твои плечи – мы не виделись двое суток, так много, так долго, и теперь они наверстывают упущенное, гонятся за твоей внутренней силой, что греет меня всего. И это уже не замена недостатка любви, нет, это заполнение всех моих щелей, она вытесняет пустоту и одиночество своею сутью и мощью, своею стихией наслаждения».


* * *

Однажды, когда я, как и всегда вернулся уже почти ночью домой, случился перелом в наших отношениях.
Я тихо открыл дверь и влился внутрь, не скажу, что я так уж бесшумно мог двигаться, конструкция моего тела не очень то и позволяла этому, но, я шел так тихо, как только это было возможно моим восьмидесяти пяти килограммам чистого веса.
Подходя к своей комнате, хотел открыть дверь и замер на входе. Звуки, приглушенные, почти слепые и сжатые. Не могу толком понять какие и из чего они исходят. Стою. Жду. Чего я жду?
Стон. Более громкий чем прежде. До меня начинает доходить. Я замираю где-то на выдохе, шевельнуться…боюсь я что ли. Нет, не боюсь, это не я издаю, а он. Он??? Я впервые понимаю какое то человеческое проявлении плоти, такой вот явной и живой. А что такого? Ты молод. Крепок. Здоров. И если не в 19 лет дрочить, то когда? Оно конечно лучше, если делать это взаправду с кем-то, что я всегда и творю, но он..он это отдельная такая страница истории моей жизни.
Стою.
Сколько я провис там тогда? Полчаса, как минимум, и это не на самое начало бала я попал. Мне было очень странно в голове и в теле. Томный ступор завладел всею моею сутью, такой горячий и бешенный ступор. Ничего ведь такого, что мой старший брат кайфует…ничего … - это да. Но…отчего мне самому очень резко захотелось тоже кайфовать??? Я прислонился к стенке, замер и расстегнул ширинку, сильно въедливо давящую на мое восставшее естество. Начал съезжать понемногу вниз спиной на окосевших ногах. Медленно, но оползновение брало свое.
Если бы только не это стоны. Блять, неужели он скрывает такой шквал эмоций внутри? Это просто нереально охренительно. Да это ураган!
В квартире был только он и я. Мать с отцом ушли к бабке в гости на какое-то религиозное празднество. И, по ходу дела, с ночевкой пошли они. Да, расслабиться можно было по полной. Так Женька и делал. Да и я тоже, что уж там.
Если вам на земле неприятно, то вам и в раю не понравится.
А мне сейчас реально так вставляло, по самый небалуй. Моя рука уже крепко сжимала свой твердый отросток, пыталась двигаться, но джинсы так плотно облегали напрягшиеся бедра, что хотелось завыть раненым зверем. Я не помню даже, когда меня так перло и выпирало, а ведь недостатка секса у меня никак не было. В нашей компании крутились не только парни, хватало там и разношерстных девчонок. Те знали, чего хотели, как хотели, выбирали только время и место. С мужиками я не ебался, мне и женского внимания выше крыше было, а здесь, сейчас, стою как малолетка и дрочу на парня. Ибать не встать – дожили. Не знаю я, дожил я или *бнулся, но у меня был такой стояк, которого еще никогда не было. Мне хотелось разорвать все шматье, мешавшее мне не на шутку, открыть рот и не просто постанывать, а кричать и шипеть в агонии пароксизма, и не свои руки мне хотелось ощущать, отнюдь, а руки, что молотили в соседней комнате. Руки брата.
Извращенцы. Садисты. Мазохисты. И еще бог знает кто, а я кто? Куча мала – все вместе взятое я. И по*рен мне было, что я дрочу на мужика, и что этот он - моя кровная родня. И что меня можно уже слышать в своей же комнате – мне в тот момент было так похеру на все, так монопенисно мне было. Единственная мысль, что билась о мой череп – это экстаз, который вот-вот меня накроет. Я закусывал губы, я честно пытался сдерживаться, я так думал, и только тогда я понял, как ошибался, когда в открытой уже двери, не знаю, правда, когда это случилось, я увидел фигуру Женьки.
Немая сцена в ревизоре – отдыхает.
Внезапная внезапность!!!
Он стоял прямо передо мной. Прямой, как и всегда, на худоватых ногах, что сегодня были голые, с висящей вниз распахнутой рубашкой и взъерошенными волосами – он был странным и почти неземным существом. Суккуб, твою мать, сказочный такой и невебенно сексуальный.
Я не робел – с какого перепуга? Тупо ел глазами все его открытые участки кожи, откладывал их в своей памяти, рассортировывал по ячейкам и кодировал их же.


* * *

«Ты, когда у тебя начинается настоящий крышеснос, становишься таким раскрепощенным и открытым, что поневоле о стенки моего плавленого в собственном соку мозге начинает жагать одна лишь мысль, всего одна одинешенька.
Но такая четкая: « валить и трахать».
Ты поднимаешь руки и запрокидываешь их мне на шею, немного приподнимаешь бедра и потягиваешься, молчаливо просишь – ждешь. Я знаю, что ты завелся уже. Тебе хватит одного взгляда, чтобы запылать, а с виду такой холодный и отстраненный, такой мороз.
Я люблю в тебе это твое такое особое качество терпения, адское умения сдерживаться, даже если приходит полный пиздец. И этим же ты меня и бесишь. Почему я так не могу? Быть открытой книгой – не такое уж и хорошее занятие.
-Что у нас тут? - слышу я знакомый голос. И чувствую, как одна твоя рука спускается вниз к моим штанам и касается одного очень напряженного места.
Я хмыкаю, чуть улыбаюсь в твои совсем близкие губы, щекочу их дыханием.
-Догадайся. Кто у нас здесь умный?
Ты улыбаешься немного в ответ, не совсем улыбка, но что-то очень близкое, а твои глаза смеются.
-Догадываюсь, что палатка в штанах уже натянута, так что пикник можно начинать.
Я, молча, смеюсь в волосы, роюсь – зарываюсь в них, как всегда задыхаюсь их свежестью и дурею от тебя».


* * *

Ни разу ни одного высказанного слова о чувствах, ни одного намека на будущее, ни одного взгляда на совместность – есть только здесь и сейчас. Порой, это ест поедом и лишает покоя, порой – так. Но, когда ты так, именно так, как сейчас дуреешь, я все забываю, все тебе прощаю, все позволяю.
Тебе мною все дозволено.
Даже, если ты возьмешь и достанешь мое сердце, сожмешь его в руке и оно будет вытекать меж твоих пальцев – я наклонюсь и вылижу твою руку досуха. Я смешаю твое и свое, не будет уже различий и деления. Как зависимый упырь от вида и запаха крови – я висну на тебе и твоем спокойствии.
Мать никогда не показывала своей благосклонности к тебе. Я более везучая скотина родился – я получал то, о чем ты мог только мечтать. У меня была ее забота, мое детство было …если не прекрасным, то и не мрачным. Серое оно было, а юность рубанула канаты сдержанности своей, и все хлестнуло наружу. Тяжелое время, иногда впроголодь, отца уволили и он в запоях, адских и беспощадных, липких от пота и вырубающих весь здравый смысл. Хе, я не ищу вообще никакого смысла в глупом существовании своем – оно бесцельно. Живешь себе - и живи, а пришло время – уход неизбежен. К чему мишура и бег? Хотя, бегать я умею, очень быстро не смотря на весь мой багаж веса, с двенадцати лет банды – кражи, попойки, тусня, иногда и порево ножами. Жизнь многому меня учила. Очень многому. И не по книгам зубрешка шла, не двенадцати бальной шкалой она оценивала мои ошибки и ответы. Каждый прокол – и в морду, ошибка – и между ног. А похлеще – и ты больше не желец на этом свете. Как я еще на иглу не присел – не знаю, сила воли у меня хорошая, но и с более сильной силушкой парни падали – и срывались. Доля или судьба – хрен поймешь.
Думается моему обветренному многими годами разуму, что так все и должно было быть. Именно так и никак иначе – и даже если мне завтра суждено подохнуть, я умру с твоим именем на устах. А это уже не так и страшно.
Все учат нас, как жить, как быть, как работать и….всему учат нас. А вот как умирать – никто не учит. Никто и не знает. Теперь, я не буду дохнуть – подыхать. Теперь, я смогу умереть человеком. Именно осознанным существом ты становишься, когда в твоем сердце живет другое сердце.
Смешно, но ты, совсем не сильный, сделал меня мужественным в груди.
Как мало нужно для смелости: всего лишь огненное солнце в улыбке родного человека. Я не знаю, что толком испытываю к нему. У меня никогда мозги не были заточены на такое «детство», даже когда был малым. В семье этого не было, между приятелей - тем более, откуда мне знать, что там тяжелым комом висит внутри? Что есть у меня в руках – тому и рад. Могу сказать только одно – ты мне нужен. Это моя приватная наркотическая зависимость тобою, очень тонкая и в глазах совсем не уловимая, но такая пыточная. Когда я начинаю думать, что ты можешь исчезнуть с горизонта, вся моя суть наполняется адовым настроением.

Когда я поднял голову и увидел твои горящие не людским пламенем глаза, когда понял, что я спалился так же, как ранее ты – в тело охватила легкость. Да, мы однозначно близкие – тебе похер, и у меня такое же херение. Смотрим, друг на друга, два возбужденных оболтуса, пожираем глаза все видное и нет, у тебя твой стоит, а у меня мой в руке, просится один вывод – братья по духу и по разуму.
Ты наклоняешься, замираешь на миг и становишься на колени возле. Я, молча, терплю, возбужденное адски тело подрагивает – ему не дали финала, оно ждет, очень ждет. Твой взгляд режет и скользит глубже самого острого ножа, это будоражит и туманит воспаленное воображение: что будет дальше, как будет, переступим ли мы черту, хотя, знаю – что мы это сделаем. И мысль эта заставляет меня не сдержаться и громко застонать вслух. Больной или извращенец – сейчас вопрос не актуальный.
Все, что нравится обоим – не извращение.
Твоя рука быстро охватывает мою руку сверху, и мой член зажат между ними двумя. Его укутали так тепло и внимательно, баюкают, лелеют. Внутри я ржу от собственной стремной мысли, а вне – вне я начинаю двигать бедрами в такт твоим скользящим вверх и вниз движениям. Я убираю свою руку из под твоей и теперь наши кожи влажные и огненные соприкасаются. Ты зашибенно, оказывается, умеешь дрочить. Спина выгибается, голова метается в углу от стенки к стенки, я то смотрю вниз на развернувшееся действие, а то на миг прикрываю глаза. Я умею сдерживаться, прошлое научило меня этому, но почему-то хочется послать его куда подальше и забыться в этом миге чистейшего удовольствия.
Ты внимательно смотрел в мои глаза, охватывал тело цепким и диагностирующим взглядом, закусывал нижнюю губу и смахивал периодически пот со лба.
А затем я взял в руку и твой член, который от перенапряжения немного покачивался и плакал тягучей влагой на конце. Ты дернулся и замер на пару секунд, затем кое-как взял себя в руки, вернее взял в руку мой эрегированный камень и комната наполнилась тупыми, сдерживаемыми полу стонами, что рвались яростно наружу, но стискивались в самой горлянке нечеловеческой силой волей двоих упрямцев.
Ты упирался одной рукой о стенку возле моего плеча, чтоб на съехать вниз от кайфа, облизывал искусанные губы и двигал своими бедрами в так моим. Напряжение окутало настолько все пространство, что легкие сдавливало многотонным прессом от непролитых звуков. Я бы послал все далеко-далеко и сорвался, но ты держался, значит, и я буду. Два дебила – это мило.
Мне резко и очень отчетливо захотелось поцеловать тебя в губы, хоть как-то заглушить рвущееся наружу удовольствие. Но все, что я мог позволить себе сделать, это наклониться чуть вперед и уткнуться лбом в твое плечо. По ушам резанул поток расплавленного воздуха из твоих губ, в тебе бурлило и рвало то же самое, что и у меня. Спасло нас - мое мгновенное семяизвержение и тут уж я, теряя последние крупицы здравого смысла, механически повернул голову и с глубоким, внутренним стоном, впился в твою шею, орошая при этом твою скользкую ладонь своею спермой. Через пару секунд ты догнался.
Я плохо помню после дрочное состояние нас двоих. Мы, как и всегда, молчали, отдышавшись, кажись, мы еще долго сидели на полу, прижавшись друг к другу, и слушали последние несдержавшиеся стоны, что звенели высоким диапазоном у нас в ушах.
А после – после мы стали делать это постоянно, не целуясь, не разговаривая, не объясняясь и не извиняясь. Каждый раз, идя домой, внизу живота начинало сжимать спазмами от острого предвкушения и полной зависимостью тебя. Так динамично. Так волнующе. Так пиково. Но, мы не заходили дальше. И не смотря на это, дрочь с тобой привлекала меня в миллиарды раз больше чем самый зашибенный секс с любой девицей нашей или другой компании.
У нас был свой взгляд на мир: жесткий, в меру понимания и отожествление себя со всем в нем, непоколебимый, иначе к чему все принципы, и реальный – не любители мы были всякой хэппи удуманной фуфлятины.
Что там сидело у меня внутри – даже я не знаю, но слишком удуманный груз – меня напрягал и ломал весь настрой жить. Здесь и так не так уж много есть чего, за что бы можно ухватиться и нести сквозь призму существования, именно стоящего и ценного, а не баламутного и демонстративного.
Теперь, с каждым уплывающим днем, в моих извилинах все чаще и яростное начинала биться мысль о том, как быть дальше. Хотелось большего, хотелось дольше, хотелось, что бы это никогда не заканчивалось. Ты стал моей полной зависимостью, и это пугало. Я не привык быть слабым, тщедушным и пафосным - увольте, такого дерьма и так вокруг валом, но ты делал меня уязвимым, ты становился моей дозой.
Захожу в дом, прислушиваюсь – есть ли мать или отец дома, и даже если есть: мне по-барабану. Я быстро сбрасываю в шкаф верхнюю одежду, прямиком рвусь в нашу комнату, хватаю тебя за шкирки и вжимаю в себя. Ты злишься, иногда въе мне в солнечное сплетение и я не могу дышать, но рук не разжимаю, тисну так сильно, что самому тяжело вдыхать и выдыхать. Прижимаю к двери шкафа или того, что попадается под руки, лбом держу стены, а глазами ищу небеса, руки…они сами что-то творят, я, как и всегда выпадаю из реальности – мне чудо как оху*нно и…я в своем собственном раю.
А иногда бывает, все, да наоборот – мы тихо сидим в комнате, ты занят своим, а я своим – но, само знание и понимание тебя рядом – самый сильный феромон. Голова поднимается и неважно чья, встречается с противоположной парой глаз - и идет медленное притяжение. Но финал у нас всегда один – апофеоз нашей дурки на грани смертельной страсти.
Затем ты находишь работу, и мы начинаем видеться все реже, приходы позднее и позднее, жажда глубже и затяжнее.
Смазанные встречи, колотые взгляды, нехватка друг друга – мы присели. Я начал бесится и съезжать с катушек от нехватки тебя, реже стал проводить время с бывшими дружбанами, хватал дома твои вещи и, как сталкер, кончал на них.
Хотелось трахать тебя вокруг и всегда, хотелось гораздо большего, чем голый трах, но моя не позволяющая гордость и упрямство меня придушат за хоть один намек чего-то большего и открытого. Я сам себя загнал в эти рамки, сам себя съедал заживо. С моим прошлым устоем, привычками и убеждениями – мне нельзя было так впускать тебя глубоко, а это была такая глубина….за тебя убью не задумываясь ни секунды, за тебя буду вечно гореть во всех адах вселенной, за тебя…я что хочешь за тебя сделаю. Но…я ничего, взаправду, для тебя не делал. Я терпел, молча сопел и даже пока не ебал.
Сегодня ты пришел рано, видать, отпустили в честь рождества. Мать с отцом, как всегда у друзей или родни, а я, поднимаясь по лестнице, иду и думаю, что бешено хочу тебе что-то подарить, заклеймить тебя чем-то, бросить на пол и сделать полностью своим. Как так сделать???
Открываю дверь и вижу твои вещи на крючке. Ты сегодня раньше меня - мое эго ликует. Пытаюсь ровно дышать и идти, останавливаюсь у полуоткрытой двери и слушаю твои уже так знакомо щемящие шорохи. Захожу – ты стоишь у окна ко мне спиной. Полуоборот и скрещение взглядов. Ноги сами тащатся, руки трепетно дрожат, а ладони зудят, от непролитых прикосновений. Подхожу вплотную к тебе и замираю. Отчего-то не хочется бешенства, устал. А твои глаза улыбаются, мои делают тоже в ответ.
Как всегда молча, а что мы можем друг другу сказать?
Ты сегодня с сюрпризом, а я…я тоже, наверное.
Губы на шее шматают мою плоть, сосут ее жадно и ..игриво??? Это на свойственно тебе. Ты точен, краток и лаконичен, в честь чего так разошелся? Но, я только за. Затем я прижат к стене, одежда на пол оседает снежными глыбами, в тело льнет к твоим губам-рукам – пальцам. Ты коленепреклонный расстегиваешь мою ширинку, мои сжатые руки в кулаки монотонно ударяют по стене от глубокого блаженства твоих прикосновений. Затем что-то странное в ощущениях. Это был мой первый минет, сделанный тобой: я кончал яростно и всем телом, вжимал твою голову так остро в свои бедра, что как ты не задохнулся – не знаю. Звездное небо кружилось над головой со всеми своими созвездиями, а в голове не роилось ни единой мысли. Затем, смена ролей.

Мне хочется выбить тонкой тростинкой свою душу на твоих припухших и влажных губах, а чувства виснут и зависают на кончиках пальцев, что ласкают отрешенно твое едва сдерживаемое тело и сходят с ума. Я могу позволить пролиться своей жажде только белыми потоками тебе в приоткрытый рот и только так.
Обманывая себя, я смогу дольше прожить с тобой наш елейный грех. Мы – падшие, в глазах мы так низко существуем, что ни одно прощение нас не вымолит, не сдерет налет толстой корки лжи и притворства.
Забальзамированные во времени.
Теперь ты стоишь у окна, а я коленопреклонный у твоих ног. Теперь я всасываю твою мокрую и истекающую плоть к себе внутрь, спиз*еть бы и поржать сказав типа « хочу всосать в себя, о сэр, всю вашу жизнь и принять ее в себя». Я не поэт, мать его за дрыгало, я обычный пацан на пороге своего взросление, хотя, началось оно у меня давно, но все никак не закончится.
Но, я хочу познать твой вкус блаженства, самоубийственно хочу. Шизеть и так радоваться примитивизму, смотря, от кого он исходит. Я никогда и ни у кого не отсасывал, в моей больной тобой голове были подобные образы, я столько раз представлял тебя во всей природной красе и экстремальных позах, что отвращения не последовало ни на йоту. Наоборот, все тело охватило страстное желание познать тебя, вернуть тебе тот кайф драйва, что только что подарил мне ты. Наверное, я делал это не рулезно, да сто процентов, что я полностью лажал, но от всего сердца я впервые так старался возвратить хоть толику того звездатого удовольствия, через которое ты меня пропустил. Было трудно дышать, но я брал все глубже и глубже, приноравливаясь к твоему темпу, стараясь уловить любой намек и отблеск пожелания. Руками сзади яростно мял твои ягодицы, переходя иногда между ног и скользя ребром ладони по промежности и мошонке. Прохлада и влага создавали там особою атмосферу острого интима и дурения, хотелось углубиться и запустить пальцы между и немного дальше, но во рту моем было так наполнено, так пряно ударяли в нос запахи смешанной моей слюни и твоей смазки, которые капали на мою грудь – что мой член снова встал, а я забыл о чем либо ином, нежели твоя шикарная твердость у меня во рту.
Я никогда не мог даже представить, что будет так здоровски не брать, а именно давать. Отсасывая у Женьки, я и сам как будто бы чувствовал себя в нем. Это непередаваемые ощущения – им нет слов, а моему далеко не поэтичному характеру и подавно. Я опустил одну руку вниз и начал дрочить свой член, так охуен*но чувствовать во рту твердость и мысленную наполненность тобой внизу - что проявлялась резкими движениями пальцев и скольжения языка. Ты открыл глаза и наши взгляды встретились, мотнул вдруг положительно головой и я понял, что все – ты на финишной прямой. Я сделал последние резкие и глубокие засасывания – и в мою глотку ударила твоя густая и солоноватая струя. Глотая ее, перед глазами поплыл сплошной дурман, и я вместе с еще подрагивающим членом во рту начал кончать в унисон.
Это было пиз*ато. Очень.
Два таких улетных оргазма получить за один приход – сказка, да и только.
С тех пор у нас появилось дополнительное упражнение, частое и крайне необходимое двоим ненасытным и вечно голодным пацанам.

Нас ни разу не застукали, ни разу не заподозрили – всем было абсолютно насрать на двоих уже почти дозревших мужиков. У каждого была своя какая-накая жизнь, и даже если я, было время, пропадал по нескольку дней кряду - все стиралось из памяти людей. Вопросы не всплывали, их не задавали, на них не отвечали. Паскудством была моя жизнь, как ни крути. Иной раз хотелось, чтоб отец завалил оплеуху или мать поругалась, чтоб мне запретили выходить на улицу или просто взяли и поставили перед фактом…но такое вот пренебрежение…или нет, скорее даже поху*ние – это прямой удар под дых. Безразличие – это высшая точка нашей эволюции ума, сердца. Всем на все и всегда плевать – у каждого себя любимого есть только «Я». Мне хотелось отдавать, и мне очень нужно было быть любимым, так сильно и катастрофично нужно – что, ты, Женич - стал всем моим миром. Ты – тот, к кому я шел, с кем я беззвучно общался и с кем я чувствовал себя живым. Это естественная потребность каждого человека. Мне не нужно читать заумные психологические книги и проходить никому не нужные тесты чтобы понять свою суть и свои желания – потребности. У меня они были самые необходимые, самые ограниченные, я не просил много у Бога. Я вообще ничего у него не просил, я просто шел по жизни и тосковал внутри в своем мирку. Но вопль недолюбви Он сам понял и расшифровал, сам растолковал на более эээном уровне и послал мне тебя. Естественно, на время. Ничего здесь не бывает вечного, но то, что было в наших зрачках – именно оно может длиться наиболее долго. Оно никогда там и не заканчивалось, сколько себя и тебя помню – там было это. Наше сражение и выживание для …чего?
Как-то я не сдержался и вывалил:
-Так нельзя, можно чокнуться¸ если все-время молчать и все носить в себе. Я тоже не люблю тормошить больные темы и я понимаю – распинаться перед всеми и порнографировать душой перед придурками – это херня. Но, ты и мне ничего не показываешь, не говоришь. Хоть бери и фэйсом об тэйбл, чесн слово. Вот бля буду, но так все и выглядит.
Ты прищурил тогда глаза но взгляд не отвел. Ты никогда не отводишь взгляд – ты не слабак. Зависая над моими словами ты прокручивал внутри свой фильм:
-К чему этот душераздирающий и эпичный пизд*шь, если мы и так друг друга понимаем? Тебе так нужно трепаться?
Я вскипел:
-Трепаться мне нах нужно, но ведь мы с тобой…- я замер на слове. А кто мы? Братья? Любовники? Друзья? Ни одно из этих слов не подходило к нам на все сто, так кто же мы??? Именно этот вопрос меня волновал, и именно на него я катастрофично ждал итог.
-Я даже толком не знаю, кто мы. А кто мы? - И я выразительно посмотрел на него.
Он как-то грустно улыбнулся, начал медленно на чуть покачивающихся ногах подходить ближе, и меня вдруг прошиб пот. А ведь я ждал ответа, остро и томительно нуждался в нем. И бог его знает зачем, но нужда была непосильная.
-Это не столь и важно. Кем хочешь – тем и называй, но факт останется фактом. Наверное, в нас все помешано. Но я знаю одно: раз мы хотим это – делаем, а нет – значит, нет. Это – условности, фальшивые обертки, а начинка – она внутри. И только тогда понимаешь вкус, когда размазываешь ее медленно языком о небо.
Я утвердительно махнул головой.
- Что еще нужно знать? О чем нужно говорить? Мне хватает того, что у нас есть. Никогда раньше у меня и половины не было, так чего мне вздрючивать свой мозг и искать названия тому, что и так понятно.
На кончике моего языка запрыгал пульс. Я хотел ответить, но не мог. А ведь у меня такая же херня. И я понимал, что он прав. Нам не о чем говорить. Лучше будет сказать, что мы можем говорить о чем угодно, но мы делаем это глазами и телом. Так, как мы понимаем друг друга – никто и никогда больше нас не поймет. После того момента у нас больше не возникало таких вот знаков вопросов. Иногда мы заходилось на темы, но они были приземленного и более физического характера, но о чувствах мы больше не заговаривали. Я понял то, что он объяснил парой слов, а он это знал и раньше.
Каким бы человек не был мудаком и похеристом, каким бы непрошибным и черствым он не казался, а внутри есть свои страхи, свои трепетные желание и мечты. Так сотворен он в этом мире, даже самого льва можно приучить и если с детства растить его среди людей и заботы – он перестать отгрызать головы. Да, на формирование характера влияют множество причин: и окружение, и наследственность, и знак зодиака, и имя, и тип темперамента и прочая хренотень, но все-таки глубоко внутри всегда остается что-то детское и чистое. И сколько бы меня не пиздили, сколько бы не морозилась семья, сколько бы я не сидел в ментовке и не чудил с братками – все это пустой звук.
Жизнь - это движение, либо гонишь ты, либо за тобой…
Да, всем я и казался безжалостной и бездушной голимо-двинутой свол*чью, равнодушной и тупой скотиной – мне было абсолютно ******. Но, хоть кто-нибудь пытался меня понять, пробовал дать, а не только тянуть? Что за нах??? Поэтому я такой, для всех них я таков. Их это устраивает – меня тем более. Но ты, Жень, ты другой, и с тобой я меняюсь – становлюсь нагим и самим собой.
И таким мне хочется быть с тобой во всех смыслах. Всегда. Везде.
Я не пытаюсь амуриться с тобой, просто, хочется быть там – где есть ты. Жизненно нужно, смертельно надо.

* * *




«Я склоняюсь и начинаю водить влажными губами по твоим вискам, в них барабанной дрожью отбивает пульс. У тебя за день появилась немного щетина – и гладкость кожи на висках и ершистая колкость щек – очень четкое различие для всех моих органов восприятия. Меня это безумно заводит. Начинаю ловить губами твои полустоны, теряюсь в твоей передачи звуковых сигналов и тону.
Негоже мне быть таким настроенным на твои волны, негоже сопливиться так, пусть и внутри, пусть и тебе ведомому только. Но все ж нельзя, привыкну – забудусь – спалюсь, и тогда расплата ждет меня не за горами. Но, я устал жить чужой жизнью, устал от всего того, чем прошлое меня кормило, лучше я отдам остаток своей доселе никчемный жизни на пару месяцев – лет рая с тобой. Мне нравится смотреть как ты ешь, медленно пережевывая всю пищу, я торчу от твоего отстраненного вида когда ты в плену у музыки, а когда ты в страсти и доходишь до финиша – это вообще не передается ни знаками, ни словами, ни прочим.
Хватаю твою рубашку, пытаюсь расстегнуть эту гребаную кучу дотошных пуговиц и не сорвать нахр*н их вообще. Слишком дорого покупать каждый раз новую одежду после каждого нашего секса. У нас нет таких возможностей. Мои губы дрожат, твои приоткрываются заманчиво навстречу. Меня трясет от невинно – секазного твоего вида, так труханит, что прелюдии больше не будет, нет сил, нет терпения, нет мозгов.
У тебя редко полностью сносит башню, этому более я подвержен, но сегодня ты в ауте, в большом и размашистом таком ударе. Мне заплохевает и я начинаю срывать с себя все. Затем толчок и ты уже на столе. Твоя одежда взмахивает своими крыльями и воздушным потоком приземляется в разных частях комнаты. Я слышу удары в голове - часов, пульса, или мать на кухне готовит нам пожрать? Откидываю тупую мысль и впиваюсь ртом в твои жадные губы. Резкий захват и твое лицо в моих ладонях, зажатое не моими руками, а моей тоской по тебе, я лелею его, глажу скулы и провожу по всем родным и заостренным в страсти чертам. Ты не красив той красотой, которую рекламируют или описывают в книгах. Твой характер не позволил бы вылепить тебя таким, в тебе все заостренно и резковато. Во мне скорее грубо, а в тебе именно заточено и резко. Но, мне ты кажешься самым ТЕМ…я хочу в тебе все. Мне все-равно если ты заросший, и мне похеру большому такому, если ты немытый и зубы твои не чищены, и волосы стоят дыбаком, мне нужен ты, любой, разный, но ты нужен мне.
Я шепчу тебе какую-то хрень о том, что мы можем уехать, если твой отец будет доставать тебя и периодически пытаться ставить на путь истинный, а на самом деле пиздить у тебя бабло или пытаться делать это, Я путаюсь в твоих волосах и в своих же мыслях, говорю белеберду, что если ты только захочешь, то он больше не жилец в этом мире, хотя, он и так не желец сам по себе из-за тысячи литров выпитого бухла и похлеще его же. Или, по крайней мере могу отделать, что больничная койка будет его родимым приютом на очень неопределенное время, а в ответ слышу смех и твои губы полностью запечатывают мои бредовые идеи «того и сего».
Затем я задом плюхаюсь на стул и тащу тебя за собой, ты крепко обхватываешь мои бедра своими немного худоватыми но мышцатыми ногами, в такт нашим ртам наши бедра двигаются друг другу, находят свое и бросаются как бы навстречу.
У нас всегда жаркий секс, и этот случай не исключение – бездонный, искренний и с полной отдачей. Мы врубаем музыку в комнате и закрываемся на ключ, если в доме кто-то есть из своих. И если вначале мы сдерживали стоны, то теперь их невозможно удержать, когда два молодых кобеля входят в раж. Теперь это не дрочь и не минет, это самый настоящий секс. А после мы висим друг на друге, долго хватаемся воздухом, долго поглощаем пот и прочюю влагу друг друга, долго прижимаемся еще горячей плотью и смотрим в глаза. Если наши губы не могут открыться, то тому, что есть внутри нужно проливаться, хоть так. И оно находит свои выходы, оно взрывает мозг огнем глазков темного дерева с едва окрепшим, греет теплом и наполняет сердце теплотой. Дает чувства там, где их, по ходу дела, вообще не должно и тлеть, не то, что пылать.

И на пике оргазма я, как сквозь миллионы тонн воды океана слышу твои тихий с придыханием шепот:
-Витька, Витька, Витька.
И я понимаю, что это самое дорогое признание, что в этом имени кроется все твое. В нем весь мир и набор всего, там любые оттенки и тысячи радуг цветов. Там есть то, о чем мы и не подозревали.
Я, с несоображаемой силой прижимаю тебя к сердцу и про себя шепчу миллиарды километров слов признаний. И как всегда молча. Как всегда про себя. Как всегда тебе».


* * *

А сегодня я должен идти на одну очень важную встречу. Мне не хочется. Очень.
Лучше бы провел это время с тобой, но ты задерживаешься на работе. А у меня и не выйдет увильнуть. Есть свои по-старинке привычки, какие-то пиз*анутые правилы. Мне уже раз десять звонили на мобилу и тормосили мой задранный мозг, а все оттягиваю момент, жду твое прихода, хоть пару минут увидеть бы тебя. Хрен знает, когда я вернусь, может, и сегодня, это при лучшем раскладе, под утро. А может быть и через пару дней, по ходу дела пацаны еще и разборки какие-то наметили. Впрочем, обычный устрой в обычных и не очень группировках.
Все, тянуть больше не могу, а то мне реально прижмется, и тогда, не разгребусь еще очень долго. Хватаю куртку, обуваюсь и открываю дверь. Там стоишь ты.
Уставший. Вымотанный. А в глазах появляется теплота при виде меня. Чуть дверью не звезданул я тебе по мордахе. Я лыблюсь. Закрываю за собой дверь, притягиваю тебя к себе и жарко целую. Ты так же отвечаешь. В пару словах, между поцелуев, отчитываюсь тебе за свое отлучение, ты молчишь, и я отпускаю тебя.
-Я погнал, реально опаздываю. Ждал тебя.
Последний взгляд и я ушел.
Иду на встречу, а в голове туман. Понимаю, мне становиться там тесно, я не хочу туда идти, все морозит меня и кумарит. Нужно как то постепенно сваливать, а это не так и просто.
Встреча, как всегда приветствия, подъе и перекидывание пошлостями. Пиздешь и прочяя хрень. Кто на мотыках, кто пеша, кто на тачках. Расформировались и в путь. Виляние среди переулков, знакомые дороги, и такие чужие одновременно. Дома – как цепочка неизбежных событий чередуются в отображении стекол машины. В глазах рябь от путаности ситуации. Я понимаю, что это не мое место, но и где мое – тоже не знаю. Есть ответ – с кем и возле кого, но нету – где.
Все выходят.
Я пытаюсь вникнуть в суть разборки, не очень, но пытаюсь, а перед глазами стоит твоя улыбка. Все бабло мира и других вселен, все власть и сила, влияние и владение не стоит и малой доли тугой натянутости твоих губ.
Я вижу только твою улыбку.
Слышу выстрелы, они слышаться издалека, из очень далекого ниоткуда, что-то неясно все становиться вокруг. Может, я укурен? Так нет. И не убухан. По ушам бьет мое имя, но я не реагирую. Кто-то трясет меня, странно, даже не хочется вырубить придурка, что касается меня. Я вижу только твою улыбку. Липкое, похожее по вкусу на устоявшееся пряное вино ощущение, но почему во рту стальное месиво? Кровь? В голову лезет это слово скорее по привычке частоты состыковок чем понимание ситуации. Да нет, не похоже, хотя…я не могу сконцентрироваться…
Я вижу только твою улыбку. Звуки отдаляются, становятся, почти неслышны, пока совсем не исчезают из горизонта. Все становиться заторможенным, жутко чужим и темным. Но страха нет, и холода нет, и тесноты нет. Замерло на границе астрала и разума.
Ничего нет, вообще никакого понимания и соображения: я должен паниковать, но…
В глазах стоит твоя улыбка.

@темы: творчество, Слэш/яой., книги(мои), mine/ just my

---

Новый год как никак.

Просто снег

Listen or download Исполнитель Название композиции for free on Prostopleer

Снова снег...

Всем еще раз спасибо за все теплые слова, ответы и поздравления)

@темы: улыбки небу

---

Listen or download Yuki Kajiura B.T. for free on Prostopleer

@темы: музыка, Слэш/яой.

---

Довыебывался.

@темы: остатки разума, звездануло ж меня

---

Фестиваль бумажных фонариков в Тайланде
Потрясающий по своей красоте фестиваль бумажных фонариков Yee Peng проводится в Таиланде каждый ноябрь в день полнолуния. Традиционное празднование проходит в разных местах на севере страны, но самое масштабное мероприятие, на которое приезжают тысячи людей, проводится в Chiang Mai. Собравшиеся произносят молитвы богам, загадывают желание и под звуки музыки отпускают в небо свои фонарики, сделанные из ткани или рисовой бумаги.

@темы: не моё, Айшитеру....хонто

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

сТИХИ ПАВЕЛА САМБУРОВА. (ГЕЙ ТЕМАТИКА)

[J]www.stihi.ru/avtor/verlen&book=25#25[/J]

@темы: не моё, Стихи.

---

КОГДА СОЛНЦЕ ЗАНИМАЕТСЯ ЛЮБОВЬЮ С ОКЕАНОМ

Listen or download Агата Кристи Сердцебиение for free on Prostopleer

КОГДА СОЛНЦЕ ЗАНИМАЕТСЯ ЛЮБОВЬЮ С ОКЕАНОМ.




РОМАН. ЯОЙ. СЛЭШ.



1 ЧАСТЬ

Почему я не любил воду?
Странный вопрос для самого себя.
Мать говорила, что в детстве, мою вечно пытливую и вездесущую моську можно было успокоить именно купанием.
Любить что-то и не любить.
Парадокс.
Или любить это что-то так глубоко, в самом бездонном подсознании себя самого и не позволять этому хлестать наружу. Вообще, даже краешком не показываться на поверхности языка, но так яростно выплёскиваться в действии.
Наверное, я необычный, хотя, каждый здесь такой в меру своей скрытости. Иногда глупо, до одури, или весело и ржачно, иногда в захлёбы с кем то, но чаще с самим собой. Разве можно позволить другим видеть свою рваную изнанку?
Море у меня внутри поёт.
Оно красивое и неприступное, ласковое и тёмное, яркое. Оно абсолютно разное. Как и я.
Всю свою жизнь я думал, что воздух моя стихия, и я понимаю ее больше, но, не все так просто. Да, он напоминает меня самого такого вечно меняющегося и непостоянного. Я идентичен ему.
Так переменчиво счастлив.
Или глупо улыбчивый, без причины.
Так упоен тем, что взбредет мне в голову.
А по мне и не скажешь.
Схож с виду на ботана: костюм, галстук, дипломат.
Скажи мне кто, что так будет, я бы уржался от таких слов. Внешняя шелуха.
Кто-то из знакомых может сказать:
- « он невьебенное чудо».
Ха.
Бодрит эта фразка.
На время.
Моя жизнь не так и плоха: серая мышка, как застывшая мина на лице, пустой отрезок не нужного времени, исчезающая точка, что и не мигает почти в дали.
И тяжело переломить себя. Вывернуться на все градусы мира и стать другим. Это, сродни чуду-диву.
Работа? Я, иногда люблю ее, иногда терплю. Я хороший арбайтер.
Здоровье? Не жалуюсь.
Не бугага какой крепыш, но и ничего серьезного из болезней нет. Так, в норме все. Серединка на половинку.
Кажись, и хорошо, что середина золотая, да не радует это меня.
Семья? Родители живы и здоровы, бабки тоже, дедок, и все остальные помаленьку шкотыльгают.
Личное?....Тут поставим пробел. С этим пока туговато.
Если одна часть в тебе будет скользить, то рябь пойдет до самого ряда. Так у меня.
Только она не скользит, а скорее, заезжает вообще не в тут сторону. Вот и рябит оно, рябит и рябит.
Я вру сам себя. Врал иногда раньше, но теперь вся моя жизнь одно сплошное притворство.
Я обнаженный перед будущим, а это пугает. Я не слабак и не хиляк, всегда мог взять себя в руки, а ситуации были разные.
Так тошно становиться от своей бесхарактерности.
Плыву по течению. Сам и тону в нем, захлёбываюсь, сам и являясь этим месивом. Но, мне впадло быть мудрецом и философом. Все живут поверхностью и иллюзией, так почему и мне не делать так же? Я не положительный герой и не пытаюсь им быть.
С фига ли я должен так циклиться?
Иногда, мне становиться стыдно за себя и свои мысли, за свой образ жизни. Понимаю, нельзя уподобляться всем, но так проще, так принято. Так делают почти все.
Я напоминаю сам себе пчелку, что полетела на сладкий запах варенья, тянущийся шлейфом из форточки одного из домов. И налакавшись ее, начинает искать выход, и не может, бьется тельцем о стекло, пытается пробиться, вырваться на свободу. Но стеклянная гладь тюрьмы - сильная преграда. Все видно, воля – так близко, но слишком маленькая она, чтобы разбить эти невидимые путы. И что остается? Только уповать на милость хозяина квартиры и на его нежелание поглумиться над слабым.
Мне ждать такого?
Взывать к Богу?
А стоит?
И это выход?
Полное несоответствие с действительностью.
Ты – и есть мое НЕСООТВЕТСТВИЕ с РЕАЛЬНОСТЬЮ, что вне законов и норм.
Яростное, сердобольное, не вписывающиеся ни в какие рамки понимания человечешек.
Все было так раньше.
До огромного и милого тебя.
Хотя, ты далек от умиления и милости.
Может, у меня глаза скосило, если я могу находить тебя милым.
Приплыл я в своем восхищении тобой. Влюбленный кретин.
Но, ты можешь сотворить чудо из ничего.
У тебя золотые руки: сильные, но мягкие одновременно, горячие и шершавые от мозолей,
умелые и очень нужные.
Помню, хоть и было это давно, но случай этот уникальный для моего чпокнутого тобой разума, как впервые обратил внимание на твои руки и пальцы. Ты мастерил какую то фигурку. Какой материал ты использовал – я не помню, да и не знаю толком, я баран в делах такого рода. Но, по–моему кусок древесины, или акрила стал на моих глазах превращаться в птицу. Орла ты сделал бесподобного. Я тогда просто ахуел от такой простоты и мгновенности твоих рук. Это была красивая и вольная птица, со сложенными крыльями и приподнятой головой к небу. Я даже смог увидеть блеск в ее глазах, жажду свободы и полета, а потом оказалось, что я, как завороженный смотрю и мелю всю эту чушь о тебе, орле и взлетах вслух. Ты, молча слушал, широко открыв свои лесного цвета глаз и впитывал мою песнь потаенного. И так бы долго еще продолжалось, если бы не твой друг Бодя, что начал ржать вслух, и я опомнился. Ты пристально смотрел мне в глаза, смотрел так, как никто ранее, читал и находил там что-то только свое, ведомое только твоему пониманию. А потом тихо сказал, прошептал почти, так, чтоб только я смог услышать твои слова. Орел напоминает тебе меня, и именно для меня ты его и сделал.
Я орел? Это у тебя такое извращенное чувство юмора? Я тогда отмахнулся.
Сейчас бы я так не поступил. Но, то было тогда.
Я боготворю твои руки. Могу часами смотреть на них, целовать, лизать и прочее. Мой фетиш. Моя дурь.
Я люблю в тебе все. А иначе нельзя, тогда это уже не любовь. Фальшивка, подделка, копия. Когда любишь, примешь все, все изъяны и неровности, кривые и минусы. Но понимание это дается тяжело, слишком больно и остро, долго и мучительно. Так неприятно признавать, что ты любишь не совершенство, так далекое от твоего идеала, и настолько лучше тебя. И в сравнении с ним, понимаешь, насколько плох сам. Это не радует, это делает уязвимым, слабым, открытым. Зная, что я пустышка, что есть офисный планктон - одно, но понять, что все намного запущеннее, ниже и грязнее – совсем другое. Если бы можно было сгореть со стыда, то пламя, на котором я бы жарился, дошло до Аляски.
Я люблю тебя.
Бурно.
Дотошно.
Обильно и безгранично.
Люблю, что ты принял меня таковым, каков я есть.
И это понимание пришло почти сразу. Хватило меньше месяца, чтобы признать это чувство в себе.
Но не принять.
Такому так просто не сдаешься, и белым флагом по своему желанию не помашешь. Это трудный процесс, длинный и болючий. Особенно, когда не знаешь, отвечают ли тебе взаимностью, принимают ли тебя таким, каким сотворила мать природа, когда связь открыта двоих мужчин. Это требует мужества, очень сильной силы воли и желания победить. Многие век прятаться будут, подстраиваться и сдаваться. И я бы сделал так же, я не борец, но именно Мой возлюбленный меня повел, он вселил в меня надежду, поил силами и растил во мне веру. Именно из-за него мы вместе, совсем рядом, иногда далеко друг от друга, и в ссорах, и в мире, и в понимании, и без него. Но внутри мы всегда вместе. Хоть кому то нужно быть сильным, хотя бы одному. Два слабака – это слишком ничего для победы, и сейчас я понимаю, как трудно ему приходилось, каким воином он есть, сколько всего в себе переломил, принял и не сдался. Он мужик. ОН МУЖИК.!!!!!!!
А я?
Мужчинка. Кхе-кхе. Едкий смех.
Да нет, я был просто пацан. Не стал я тогда еще мужиком, хоть и старше своего любовника на более чем 2 года. Хоть и работал уже, хоть кичился независимостью.
А время идет. Очень быстро летит это время, кому враг оно, а кому преданный товарищ и друг.
Игры больше нет. Я задрался угождать и подстраиваться.
Я всегда был хреновым актером, и на мою игру мог купиться только сущий бездарь или новичок.
Но я продолжал жеманничать и суетиться.
Мои ошибки. Их много.
Мне нужно было сбросить свои маски сразу, еще тогда, когда не прожигали кусками раскаленной стали слова правды. И сколько муки от понимания, что я выбрал легче путь.
Протоптанная тропа. Знакомая дорожка. Привычный устрой. Так, кажется, надежнее и привычнее. Но так лишь только, кажется, на самом деле это дорога в никуда. Это иллюзия.
Следы повсюду: в грязи и пыли, некоторые почти не видны, другие совсем свежие, а есть и такие, что всплеск времени почти затер их до неузнаваемости.
-Ты примешь все как есть? - Спрашивал меня ты.
- Не знаю. - И это был мой самый честный ответ на то время.
- Ты сдашься, даже не попробовав? – Не унимался твой запал.
-Я не такой сильный и храбрый как ты.
Сначала был накал страстей, новизна познания, принятие и отторжение чего-то. Было много всего, но вот правды было мало, очень мало, крупицы.
Даже любовь, пусть и в самом плотском ее проявлении, но она была. Так почему же труднее всего быть честным?
Чего хотел я от жизни? Чего хотел ты? А если вместе захотеть?
- Секрет…
Сколько глупости и детской тупости было сделано. Как бабульки на скамейках семечками, так и мы словами – да побольше, да побольнее, да поглубже бы достать и ранить, обидеть и зацепить. Расковырять.
Придурки.
Скорее один я идиот.
А ты просто хотел заставить признать меня истину, себя принять и позволить быть нам вместе. А я боялся. Трус. Да, я трус, и это моя правда.
Садо-мазо в чистом виде.
Я не любитель жесткого извращения. Но вот чуток посмаковать – самое то.
Супер для меня.
Эта звездень известная своей дикостью и своей хладнокровностью.
Мозг мой, мой мозг, проветрись! Иди и погуляй, моя прелесть. Логика мне не доступна. Ну, так пойду и забью я на нее.
Да, я тот еще молорик.
Бабах тебе – и веревочки по телу, в самых нужных точках и самых чувствительных. Я так легко и так точно по времени вываривал их. И веревки ж я, сука такая, сам и подбирал, кипятил, время высчитывая, нежно о них заботился и лелеял, плавно смаковал затем их цветом и фирмой и на тебе применял.
Не перетянуть бы больше нужного, а то и не заметишь, как рай в ад превратиться, а Бог станет Дьяволом.
Так-то вот.
Извращенная я скотина.
И хоть БДСМ мы с тобой не практиковали на деле, но к словам и чувствам применяли их не раз.
Когда я узнал тебя, что-то напало на мой мозг.
ООООО.
Мой мозг, где ты?
Иди ко мне. Не сваливай.
-Пшел вон, - мне в ответ.
- Куда?
-А не пофигу ли?
До каких-то пор я был в обычном режиме. Там, в моем мозгу был привычный и расписанный план: - работа – гулянка – дрочь.
И это были не пересекающиеся прямые. До не которого времени.
Когда все успело измениться?
Я понятия не имею.
С ранних пор я, как бы, огеевел. Прямо и понятно так. Еще в подростковом периоде я понял и принял это без каких либо проблем. У всех по-разному это происходит: одни пытаются бороться и не признают это в себе, другие кидаются бешено на девчонок и доказывают себе, какие клеевые они ловеласы, иные полностью забивают и перекладывают все на будущее. Я ни к одной категории не принадлежал. Принял я свою ориентацию сразу, просто, легко. Каков есть, таков и есть. Правда, первый мой сексуальный опыт произошел гораздо позже, лет эдак восемнадцать, и то была совместная дрочь, а не полный половой акт. Так что я никакой не БИ, не стыжусь своего закидона, но и не ору об этом налево и направо.
Но ты – это совсем другой случай. Ты игрок за две команды. Тебе проще, хоть и понял ты это, когда встретил меня. А до тех пор жил ты себя радостно, трахал миленько девочек и не подозревал, что ждут тебя не дождутся глобальные перемены.
Да, на лице умиление у меня, когда вспоминаю твою надутую рожицу и мой подъё насчет огомосячивания. Тебе не нравиться это слово. Оно и мне не очень, но я не гружусь, скорее, прикалываюсь и ловлю ха-ха.
Сначала у нас были абсолютно разные остановки, а вот теперь: теперь по курсу станция « удовольствие на двоих».
И если мне выпал случай воспользоваться таким подарком судьбы, так чего тупить???
«Еб-чий случай» я б сказал. Звучит пошленько так, но каким бы словами мы это не обзывали, факт остается фактом, и без секаса здесь никак. Из песни слов не выкинешь.
У нас получается жить беззаботно, просто, ребячливо и голодно. Есть случаи, и наш как раз сюда, когда люди сходятся, когда понимают без слов, принимают друг друга самую темную сторону и не сторонятся. Еще остается много всякой хрени, проблем и всякой взрослой хлопотни, но, это все зависит от восприятия жизни.
Мы не много разговариваем, иногда, и вовсе без слов, а иногда долгие тирады и исповеди. Нам всё равно.
Разве, нужны нам слова и язык?
Мы использовали его в более приземленных целях: расширяя свой кругозор и обостряя вкусовые рецепторы.
Это потом мы не будем набрасываться алчными взгляда друг на друга, а более долгими, пронизывающими и смакующими. Это позже мы хоть как-то сможем контролировать свои горящие в лихорадке от неукротимой жажды тела и научимся сидеть в обнимку без пошлости, шалости останутся, они, сближая нас со временем, превратят жар в огонь, а безумство в настоящие чувства. Все со временем. И ртами мы научимся не глотать, а медленно и долго смаковать, просто разговаривать с темой или ни о чем.
Ты говорил, а я слушал, пытался тянуться своими глазами и ушами, всеми своими органами тела, что бы уловить тоненькую нить разговора, но у меня никак вначале это не выходило. Я терялся в твоих живых глазах, что имели оттенок неспелого ореха, цвет зелени и жизни, такой насыщенный и яркий, что не утонуть в них нельзя. А вокруг глаз пушистые щетки загнутых ресниц. Ты все с самого начала просек, нет, не просчитал, это выходило у тебя само собой, очень естественно. В тебе вообще все гармонично было, не то что я, мелкий и психованный засранец, самовлюбленный, эгоистичный и похерист. Никого и ничего не ценивший, в грош не ставивший, и безверный. Я всю свою жизнь херачил под стол.
Я слабый.
А ты - нет.
Ты сильный за нас двоих.
Я боялся. Не хотел верить тебе с самого начала.
Но все ж я мечтал. И ослепительно пылал.
И ждал.
И свет взлетал-ласкал, касался моего лица, задевая едва лишь. В ночи. А ты сидел, твои глаза пылали и прожигали, как две звезды, сияли.
Я скалился, язвительно, почти насмешливо и зло скалился. И не скрывал этого.
Дурел и скалился, боролся с любовью.
За масками надежно, безопасно. Там, как в виртуале: а здесь живая жизнь. Я так считал в то время.
Хотя…я сам себе и лгал. И так всегда.
- Сорви…
И я срывал.
Себя – тебя срывал и ввысь и вниз.
Из губ твоих я стоны песней все срывал.
Срывал рубаху на пол я.
И становился обнаженным для тебя.
И для себя.
Шептал… Кто? Ты иль я?
Глотая слез святых кристалл, шептал, что знал.
И звал.
И эхо повторяли зеркала.
И ты ласкал.
Иль я ласкал?
В объятьях меня держал.
И свет дрожал у моего лица.
Впадая в неистовство, я умирал.
И снова возрождался и стонал.
Самозабвенно имя твое шептал прощения прося.
- Ну, пощади меня.
И ты щадя меня прощал.

* * *


Я учитель. Препод. Серый воротничок. Планктон в серости масс. Педик.
Последнее, подходит во всех смыслах.
Кхе…ржач, да и только. Я учитель английского языка в универе. В прошлом году только он же и был закончен мной, и снова «родные» стены, мать их трижды. Какого так судьба со мной? Все-таки, на лучшее я и не заслуживаю.
Я ненавижу быть учителем, всем своим существом ненавижу. Работу свою люблю. Но быть преподом – это не по мне. И как угораздило?
Я не закончил свой уз с красным деплом, да и с синим, впрочем, тоже. Я никогда не был выдающейся личностью, не мечтал об этом, скорее, наоборот, но вот я здеся.
Просто, деканша меня любила, да и мужчин здесь была нехватка катастрофическая. Ну, и сам английский я знал хорошо. И, наверное, весь такой пришибленный немного я создавал вид спокойного человека. А, да, я мелкий такой. Ростом совсем не вышел. Вот если природа меня наделила чересчур много вредностью, то полностью обделила в росте. Сука поганая. Не раз помяну я ее злым словом.
Так вот, к чему это я? А, да, значит, мелкий я был, и, почему то всем всегда и везде хотелось защитить меня, приласкать, погладить.
Маленький обаятельный гаденыш.
Притягательный, миленький, светленький.
Я не был буяном и выскочкой, и казался очень спокойным. И только некоторые люди знали, что там внутри твориться у меня, и до спокойствия очень далеко. Но то, что психом и драчуном я не был – это точно.
В универе я не смог найти себе хорошего друга, по школе мои друзья разбежались, уехали за горб, и я сник. Вот почему я успокоился с шалостями. Не было перед кем открываться, с кем по – настоящему тусоваться. Разве что гульнуть и бухнуть, но из-за моих не совсем привычных предпочтений – все было поверхностным. А в школе я отжигал, знали бы преподы, каким я раньше был, они меня не то, что не попросили бы остаться, а гнали бы меня пешком в шею не одну сотню километров.
Здесь у меня уйма всяких шапочных дружбанов, одногрупников и прочих, но ничего более.
Здесь, в этом небольшом, но так и не ставшим родным городе, в том здании, я не смог влиться и вписать в общую картину. Тусня, празднование, отмечание, забивание на все, но жизнь шла наполовину. Ничего в последнее время не выливалось в 100%.
Инертный человек.
И это я? Тот, кто не так и давно лопался от переизбытка эмоций, как воздушный шарик? Надрывание живота да и только.
Но, английский язык шел у меня хорошо, как ничего другое. Это…сродни Божьему дару. Я никогда и ничего толком не учил, не то, что бы такая суперская память у меня была, вовсе нет, но стоило мне услышать единожды слово, предложение на англ. – и все, вливалось естественно это в мою суть и становилось неотъемлемой частью уже меня. Что произношение, что грамматика, лексика - все отлично. Вылитый англичанишка.
Может, мои знания, плюс моя внешность и задорность, детская непринужденность от рождения – все это притягивало к себе людей. И всегда это отзеркаливается в их глазах, «ути-пути какой хорошенький». За это хочется храпнуть зубами их тянущиеся пальцы в мою сторону. Не так и приятно осознавать, что тебя считают тихоней и слабаком. «Я не слизняк!» - Хочется крикнуть всем, но что толку, ко всем не достучишься, да и смысл?
Ненавижу, когда со мной сюсюкаются, когда по головке гладят, хвалят. Тогда я становлюсь ежом и пиздец не заставит себя долго ждать.
НЕ ЦЕЛУЙТЕ МЕНЯ В ЗАДНИЦУ, И НЕ БЕЙТЕ МЕНЯ В МОРДУ.
И вот, когда я сдал госы, написал курсовую по англ. литературе на отлично, причем писал ее у старушки с синими губами, старой девы, она раздула на весь факультет эту весть, мол это « шедеврально, белиссимо, вандефул».
Так тупо. Значит, если ты какой там горе-писака, это можно провозглашать, а когда ты просто человек - ты ничто. Я ненавижу всю эту хрень, как же я ненавижу ее. Исчезнуть бы куда-нибудь, хоть на денек, забыться от этих пресных и притворных мин и рож, которым ты сам вовсе и не нужен, а лишь попользование тебя.
Я… или меня –самого с моими патрохами.
И каждый хочет подергать за мои ниточки, кто сильнее натянет, а кто слабее, но все ж желания поиграться не унять никому.
И как бегала она, моя преподша, в свои 70 лет по аудиториям и этажам, может, и кафедрам – но я пребывал в прострации и мне было до лампады.
Теперь вот, в первый раз, как в первый класс: я и сам стал этим избитым преподом.
Правда, на год или два, так как после нужно обяз поступать в аспирантуру, а мой мозг был просто вне зоны доступа таких непокоренных вершин. Это не тот случай, чтобы на мне ну прям уж ТАК ехать. Пофапали дамы и господа – поналюбкивались на мою вечно скучающую рожу здеся – и хватит. Скоро нужно сваливать.
Слишком я шило-жопистый в действиях, и больно мат люблю, родной он мне, точно подчеркивающий моё нутро. И хоть не культурно это, невоспитанно так сказать, но, как в том анекдоте: «с этого дня решил мат больше не употреБЛЯТЬ». Не сказать, чтоб я не пытался, я честно, не кривя душой, могу поклясться, что и пытался сдерживаться, и контролировать себя, но стоило бухнуть мне в компашке – и понеслась плотина слов – родная русская речь. Да, плохо, да, некультурно, сам знаю, но, мы дети своего поколения.
И не червь я книжный, хоть и люблю читать выборочно кое-что, художественное, но никак не занудную чертовщину универских стен. В общем, решил я пока годик-другой поразмышлять о грядущем будущем своем, попрактиковаться, да и успокоиться тоже. А то последние годы моей учебы были слишком веселы – куда меня только не забрасывало и вштыривало не по-детски.

Я не учитель по призванию – это однозначно, ну, не мое это, вообще терпеть не мог эту нудятину. Почти ненавидя, я сумел так влипнуть. Это мне кара за мое разгульную жизнь по-молодости. А с моим кончитовским дипломом или это или …хотя, нет, сейчас пластик выдают, в с*альник с ним даже не сходишь. Но, возвращаться к матери – учительнице вообще было нереально, она мне похлеще ад дома устроит своим пилением и нервотрепством. Может, именно из-за этого я так не люблю работу учителя. Если дома существует пожизненный пример – тут хвайся в лес хоть, но и там тебя достанут и выгрызут все твое отнекивание, направят так сказать «на путь истинный и непоколебимый». Я в гробу видал такую истину – матку и она меня видала там же. Хоть и толковый препод моя мать, но ее ученики в раз 1000….0 получали больше внимания, понимания и отдачи. А я? Я – это какая-то левая вообще история. Что-то среднее между ее несбывшейся розовой мечтой и моим непроявившимся будущим. Черт, какого такого это гребаное «то, что будет» так долго тянет и никак не спешит припереться? Задрался ожиданием я, или задранный им – а мать моя учила других. Мне приходилось хвататься всему на улицах, очень часто мокрых и грязных, с отдачей многослоевого мата и оттени прогнившего тополя. Меня все учили по-немногу – друзья, если они и правда мои друзья, враги, честь им и слава, уважаю таковых за правду, что рвется с искривленных их уст, но зато без излишней слащавости и тошности, отчим, что не раз меня пиздил в детской комнате, когда мать была еще на работе. Хотя, к чему прятаться, они действовали почти в унисон. Ему и пугать меня не нужно было – я не пожалуюсь, не поплачусь, не хлюпнусь сопливым носом в теплое материнское плечо – никто мне этого плеча подогретого не подставит, и так знаю, да и…я лучше убьюсь пойду чем долбанным слюнтяем покажусь. Пока совсем малый был- - получал или старался съе, а как подрос я, стал давать сдачи. Правда, это было пару раз, ибо я хоть на вид и мелочь пузатая, но если разозлюсь – будет туго. Да, я уродился мелким и смазливым, и хоть волосы у меня были немного такой прической –аля стриха, но отведи я их немного подлине и одень юпку – девка хоть куда, но протяни руку и попробуй тронь – руку отгрызу, и костей не выплюну. Опять-таки кто виноват – хрен узнаешь. Все и все.
Я так скажу, коротко и ясно – может не совсем и коротко, но самому себе тоже нужно хоть изредка признаваться: флафф мне не нужен, задолизание – также, понторезы – идут мимо, их слишком много развелось в последнее время, и…крошаться они при легком надавливании, как первый легкий лед на лужах стоит едва задеть носком бота.
Рос диким, воспитывался таким же удачным способом, поощряемый знакомыми на бухловые действия и абсолютно точно оправдывал ожидания « доброго и правильного» общества, которое кроме что пиз*еть о правильности только и может, а само по себе так воняет тошной лживостью, что бл*вать хочется на каждом шагу от такого паскудсва. Меня реально начинает переть, когда, проходя мимо по коридорам нашего отремонтированного факультета, вижу примерные почти нимбические улыбки благовоспитанных преподавателей - у меня губы волей неволей натягиваются в ответ на их прелюдии к спектаклям – вот-вот и пьеса разыграется на глазах. Я иду и ржу внутри, но так мило улыбаюсь на вид. Да я точно такое же га8но как и они, ведь, так проще. Почему я, который так остро любит душераздирающую свободу и так трепетно ее охраняющий внутри, позволяю быть себе такой милой животной мерзостью??? …
Виталька всегда был больше любим нашей мамашкой, мой младший брат, он бегал за ней хвостом, привязывал себя к ее халату веревкой и таскался в детстве по квартире – куда она туда и он. А я – я закрывался в комнате и сначала играл машинками, затем картами, а потом плавно перешел на все подряд с уличной бурлящей жизнью. На меня забили. И били тоже, пиздили смачно так – куда попадет, куда рука дотянется, ботинком или туфлей, книгой или паском, и утюгом ебашили. Да, дома меня любили. Вот такая у нас прилежная педагогическая семья, все перечисленное в конце делала мать – она, если заходила в ражь – получали все, и даже отчим, но, у нее скорее это было не силой, рука женщины не так физически сильна, она морально умела унижать и опускать ниже комнатного тапочка, а отчим дубасил кулаками – так что я выкоханный их нежными ручками. Но, я люблю свою мать даже такой, если она мне дана – значит, она моя. Наверное, именно так она на мне выкидывала свой чисто человеческий женский негатив, свою боль, свою несостоявшеюся личную жизнь – что отец был козел, что отчим – ублюдки первой масти. И я, молча, глотал, на мать рука не поднимется никогда, а урода «папашку» пару раз так отлупил, что он месяц с переломанными ребрами таскался. Сука, с тех пор он лишний раз думает, а стоит ли оно того. Малый да удалый – это про меня. А теперь я живу отдельно, снимаю однокомнатную квартиру с двоюродным братом, у которого семья тоже не ахти. На мою скромную педагогическую зарплату хера разбежишься снимать квартиру самому, да и тем более Санька через день зависает у своей девчонки, пересекаемся мы с ним не так уж и часто, а платим – по-ровну. Так что я половину месяца проживаю один так сказать. Удобно. Я гадина та еще – раньше такого не было, но последнее время я начал конкретно подстраиваться именно устраиваться, где удобно. Мне тошно от вида себя самого. Неужели и меня начинает зажевывать системная машина оживотения? Кажись, так и есть.
Что реально можно вспомнить о «светлом» детстве? И не задумаешься даже: ссоры, развод, крики или постоянные ученики, трепля языком матери с ними, затем любовники ее вереницей проплывающие перед глазами и томные стоны через стенку убивающие медленно мое детское еще тогда сердце. Так болело внутри, как ни один расписанный кулак на моей подростковой морде, так испепеляюще рвало каждую молекулу моего мозга ее урывчатый голос на самых высоких нотах в конце…я умирал тогда тысячи раз. Умирала моя детская вера и невинность, дохла так, как не пожелаешь даже самой последней дворовой псине. Иногда я не успевал убираться дома – учеба, факультеты какие –то хрен вспомнишь, даже если и сильно захочешь, затем футбол, а затем бабаке помощь – яблоки срывать или огород тяпать или двор подметать и убирать, она всегда найдет что, а потом приходишь домой голодный, усталый и тебе втыки по самые-самые. Я не успеваю одеться, выбегаю в том, что было на улицу, бегу куда-то слепо и глухо ко всему миру, который таким ко мне и является. А конец сентября, стройка – точно, возле нашего дома строили дом, а по нехватке денег забросили и теперь там приют кому хотишь: бомжам, от которых я недалеко ушел, компашкам разного слоя, пьяницам. Сколько раз я там сидел – пересиживал, как я воспаление легких не ухапнул – не знаю, но вот что почки был простудил – то да. А если не успевал в дверь – то тупо в ванной закрывался – здесь тоже голая плитка и ты босой на ней по 5-6 часов кряду. Но, благодаря тому, что я все свое мелкое детство у бабки в селе провел – здоровье у меня было отменное ранее, это потом все мои психи и бойки начнут вылазить по-немногу и давать о себе знать, а так – сильный и крепкий я малый был. И спорт я любил – так, как умел я лазить по канатам, деревьям, и прыгать, и бегать – еще поискать нужно. Легкость веса, от природы активная натура, пытливая моська и вечно неугомонный характер – где мое только не бывало.
Матери – я был до фени, она заменяла что-то на что-то, отец где то бухал и блядовал, отчим – та же картина маслом, брат – брат тоже начал попивать и херачить – но это не оправдание.
Каждый сам выбирает свой путь – и я понимаю, что как бы там не было, но теперь я сам себе барин, я сам строю свое, моя жизнь теперь в моих руках – нервных, худых но сильных, руках, что могут творить, но не сдаваться. А что я делаю? Я лажаю, лажаю и лажаю много-много раз.
Спокойным спокойнее, нет, не легче всегда, но они умеют острые углы обходить, смолчать – а я…я не умел и не умею. Мне новый штрих подошел – научиться играть, но чувствую, что это до поры до времени – рванет меня не на шутку. Уже подрывало.
Мои глаза цвета, в которых всегда штормило море зелено – голубое, искали всегда свое, приватное, личное и на пике. Мало жизни, мало ощущений, мало драйва. Я пытался тормозить всеми ведомыми и иными способами, но хули что выходило – не могу я быть вбит в темный угол существования, меня распинало голубое небо высоко, всегда было самым большим соблазном, запредельным и реальным одновременно.

«Лучше не начинать болтать о душе наобум, а начав, не пытайте мой беспомощный ум».
Не очень кратко получилось описать мою жизнь, но именно впервые я проштудировал перед глазами все самые четкие образы и факты в голове, когда мне пришлось писать свою характеристику. Я реально не знал что писать – ведь, такое не напишешь, нужны голые факты типа рождения и смерти, но не выживания и подыхания.
Как то обошлось, знакомый на факультете помог и проехалось все.
И все изменилось в один момент. Появился ты.
Прояснился простор на одном дыхании.
«Мы были с тобой сильными и смелыми, дерзкими, отважными. Мы первыми входили в наш изогнутый мир, входили вроде и не с улыбкой, топтали друг дугу сердца, а затем сами их поднимали из пыли и отряхивали, всеми нашими чувствами и нервами мы доказывали и были доказательством НАС. Мы резали и полосили людские сомнения, всю их ненависть, страх и зависть. Дрожью натянутых жил, волос, мышц мы выживали. Были ли мы темные? Были. Были ли мы светлые? Были. Только, разница не так уж и велика. Мы были гордые и юные. Мы были злые и свободные. Мы были живые, а не мертвые. Были просто окрыленные».
Вот такими мы и были.
А сейчас, когда меня начинает со свистом чиканить и охватывать паника – я как молитву шепчу эти слова.
Это случается часто, когда тебя радом нет. Но, хвала Богу или небесам, мы редко делимые порознь и существующие ломтями. Всегда есть что-то, что притягивает наши полюса, то мы в ссорах, то в дележки личной территории, то в разъездах по работе - а все равно после очередного сменного локального перемещения мы состыковываемся сердцами.
Моя молитва о нас прошлых не излечит меня, конечно, нет, от такого нет лекарства, но отвлекает и завлекает в мой мистический мир, прятанный у меня в извилинах. Все здесь иллюзия: четкая ли, размытая - вариации, но самая ясная реальность находиться внутри. В душе. Там нет лжи, там и не сможешь обмануть или соврать, как бы не хотел взбешенный разум, там покой чувств и гармония с самим собой. Там то, что безгранично нужно и истинно необходимо.
И занимался бы я таким вот самобичеванием и поиском своего внутреннего «я» раньше? Конешнос нет, а с хера ли? Но, теперь я другой. Рядом с тобой хочется переставать играться в дотошные игрушки, все становится на свои места, гармонично занимает пустое пространство. Не сразу, нет, конечно, но все ж рассортировка моих ценностей запущена.
Steady? Ready? Go!
Так много в голове еще сидит разных моих детством баюканных страхов, букв, звуков и мелодий – не дать им числа. Слишком сильно калеченное мое нутро было в малые годы, очень сильно выламывали ему ноги и крутили руки, из-за этого и комплексы неполноценности, жажда свободы и доказать свое « эго». Вот он я – смотрите на меня, я такой пиздатый индивидуальный парень. Раньше, в …скажем нннн---ое время мы все были индивидуальные, и умелость честно дружиться, помогаться и делиться, не было никаких таких психологов и наворотов, индивид. подходов и прочего, но была вера и искренность, пусть и не всегда и везде, но она была. Были идеалы и стимулы, была честь и любовь, а сейчас - пародия в пародии. Не сказать, что тогда все было так светло, скорее высветлено механически – но люди умели верить и доверять, они не сравнивали свои морды и фигуры со стереотипными манекенами и булемийными рекламными анарексами. Они не так открыто и нагло слали…в куда собственно говоря нас посылают то? Куда посылают – туда и идем, и какого гребанного тогда все кричат о безнравственной сексуальной жизни? Здесь все товар – нет возрастных ограничений, нет вообще никаких запретов. Было хоть что-то, за что можно цепляться за что сражаться, а сейчас? Мы не защищаем родину, дом и семью, скорее, мы имеем всех сразу и по очереди, что стало со словом «честь» и идеал. Скорее, у нас сейчас сам себе стал идеалом и богом.
Есть сейчас только один выход – отыскивать это глубоко у себя внутри. Все. Другого выхода нет. И сколько бы не трепалось сердце об этом, сколько бы не взрывался о*уевший разум от несовместимости понятий реалии и нужденного – а деваться некуда. Вот и волей-неволей идет поиск меня самого, ибо внутри там все мое не сдается, не подчиняется устроям, что больны опухолями на всех своих корявых органах власти и надругательств над своими детьми – народом.
Сколько не пытайся, а гнилое растение не даст плода.
Тяжело жить с такими противоречиями, да, внутри я другой, каждый там не такой, каким видеться глазу, а как самовыразиться и открыться, как, не захлопываясь, гнуть свою линию?
Ты меня научил этому. Хотя, ты не пытался и не старался меня улучшить, ты не искал во мне подводных течений, открытие новых пород было не по твоей части – но так уж вышло. Да, мы вышлись друг на друга – нечаянно и случайно, но я не верю в случайности. Какие нахрен совпадения, если все уже давным-давно предопределено.
Как то ты мне сказал, что тебе хочется видеть у меня в глазах прощение своего прошлого и желание любви к будущему. И я задумался, впервые за долгое время я начал прислушиваться к чужому сильному с хрипотцой голосу. Наконец стена ненависти и обиды оборвалась – и я начал открываться, начал понимать себя самого и находить это же понимание тебя самого как такого в целом и отдельно.
Паника… она, когда тебя нет – часто ломает меня, она не просто так находит и отходит, нет, все намного тоньше и деликатнее.
Я сидел дома, были выходные и я не работал. Вечер, еще не совсем и поздний, но все-таки он лениво начал ускорять ход и уже за окном люди и дома смазывались в мутную акварель художника. На душе вальсировало неспокойствие. И так каждый раз – когда ты отсутствовал. Хотя, чего удивляться? Именно страх и хаос охватывают периодически меня именно из-за того, что тебя нет. И разве это не означает «присесть на кого-то или что-то»? И я, как сбредивший почти человечешка, начинаю метаться из угла в угол этой маленькой и съемной квартиры, считая все цвета, что едва успевали от быстрого корявого шага ухватить мои глаза, формы, что имели не четкое очертание, а сливались и перетекали то плавно, а то урывчато друг в друга. И слова, эти слова, что, как страждущего вытаскивали меня к свету.
Но, не в этот раз. Сердце бешено бьется маленьким мотыльком за сеткой вен и артерий, шум в ушах блокирует любое восприятие мира как такового, руки выгибает дрожью почти предсмертного ужаса и воздух заменяется иным газом. Вакуум меня, монжюс всего иного.
Что делать? Какая-то спасительная мысль мелькает в подсознании и тыкается во влажную ладонь моей внутренней бури, трепыхающим взлетом бьется в окно шторма, но сил открыть хотя бы форточку – попросту нет. Как быть? Откинуть …или позволить?
Если бы кто-то мог сейчас залезть в мой мозг и увидеть, что там твориться – пиздец бы был моей свободе, я бы стал шавкой на выгуле у медбратьев психушечки местной больницы.
Хотя….нам всем дорога в «рай».
Это неспроста, элементарное последствие моего прошлого, такого « веселого и радужного, яркого и насыщенного, вариативного и бьющего ключом».
Я падаю на колени, яростно, живо и каменно, руки ледяным и застывшим захватом стискивают голову, которая от такого шквала мыслей и скрытых страхов разрывается, пытаюсь хотя бы как-то унять сумасшедший каскад безумства и хаоса в голове, чуть притишить огненное биение пульса в горле.
Я не слышу скрипа двери.
Не чувствую шагов.
Я абсолютно выпал из действительности.
И вдруг шепот, внутри меня тихие слова обволакивают мою чернь мягкой кашицей покоя. Становиться очень комфортно, и очень мягко, уютно, знакомо. Еще не видя и не слыша твоей сути, внутри приходит понимание тебя. К спине прижимается твердость твоей груди, теплота рук охватывает таким жизненно нужным сейчас захватом и вбивает меня в себя. Что может быть еще лучше???
Все мое существо поддается назад, и я утопаю в тебе. Я знаю, что это ты. Каждая клетка моего больного тобой тела и разума жаждет соединиться и получить свой плюсовой или отрицательный элементарный электрический заряд ионов. Твоя власть надо мной неограниченная. Всепоглощающая. Освобождающая. Спасительная.
Волоски уже не стоят торчком на теле, а глотка начинает свободно заглатывать потоки воздуха, голова откинута на сильное и знакомое плечо.
Черное смешалось с белым.
Переплелось.
Срослось.
Идентифицировалось.
Вуаль этих красок размазалась по телу неясными и бесформенными узорами, начала переливаться из одного сосуда в другой и исчезла четкая грань двоих – творилось единение.
-Снова ты увяз? – Шелестит мягкий шепот твоих теплых губ. Пытаюсь ответить, но голоса нет, начинаю яростно трясти головой и беззвучно говорю: «да». Твои руки на талии сжимают легко меня, так тонко и нежно, но так правильно и крепко одновременно, баюкают, как малое дитя. Это раньше я бы взвился, вспенился и рвал бы воздух между нами на куски от такого неглиже душ, а теперь – я покоряюсь, я ведусь, ибо на месте я сейчас своем, на самом, что ни на есть своем МЕСТЕ, рядом с тобой.
Твои руки, и снова они. В некоторых людях запоминаются глаза, в других фигуры, а в тебе меня поражают именно они. Такие большие, крепкие и, не смотря на наличие власти и денег – мозолисто-гранитные и лебединые одновременно. Эти ладони топят меня в своей мировой ласке и вечном покое. А еще они бывают смертельно опасными и неумолимо страстными. Будь я слепым и глухим, я бы смог отличить их от любых других и инородных. Они – связующее звено нас.
И больше нет страха.
Покой.
Ты можешь мне его дать, и ты даешь, ведь, щедрости тебе не занимать, где взял ты ее столько?
Кто учил так делиться?
Твой отец бизнесмен или крутая родня, друзяки или поверхностная жизнь, которой ты разбрасываешься, словно ненужной, и делишься со всеми?
Откуда у такого тебя может жить понимание, терпение и справедливость?
Или, это только кажется мне?
По чьим правилам ты учился и какими мечтами наполнялся?
Кто тебя наполнил?
Не я ведь, именно ты делился со мной этим.
А я так не умею. Я был слишком пуст, дальше уже и некуда.
Я слишком во всем – во вспыльчивости внутри и отстраненности во вне, недолюбленный, недонужный, недонормальный.
Моя голова, что была закинута тебе на плечо, начинает опускаться вниз и от расслабления во всем теле подбородок почти касается груди. Глаза закрыты, ноздри шевелятся, ухватывают твой специфический запах дорогих духов, таких же сигарет и твоего тела и начинают трепетать. Мои губы чуть приоткрываются, и я пытаюсь поглотить комок.
В кромешной темноте все по-другому, по-особенному, острому и заточенному.
Наш спешиал…ьный стиль общения: минимум слов, максимум касаний.
И дело вовсе не в стыдливости или не в состоянии подобрать нужные слова, и не в сексе даже, просто так все выходит само собой. Абсолютно разные во всем, и единое, что схоже – наша тяга друг к другу.
В темноте все сглаживается, мы стаем идентичными, а не разнобойными, какими есть на самом деле. Одним бесформенным, вечно изменяющимся и двигающимся комком страсти и жара, оголенного нерва существа.
Твои губы огненной полоской выжигают мою шею, и шепчут, шепчут безудержно полную чушь, понятную только тебе. Дыхание опаляет мою чувствительную кожу и заставляет ее существовать своей собственной жизнью, И хорошо, что я сижу скрученный на полу, а иначе уже бы упал давно. Теперь мое тело дрожит уже по-другому причинно, особенно, очень лично тобой.
Я наклоняюсь вперед и пытаюсь унять это колочение, стоя на четвереньках, и понимаю – я уже во власти тлетворного порока – и поздно отнекиваться. А кто-то собрался???
Руки и ноги бьет крупная дрожь – результат стресса раннее, они начинают расползаться и контроль, что я только-только обрел пару минутами назад – улетучивается в мгновение ока.
Дыхание срывается от твоих равномерных движений, голова кружиться от…и не поцелуев, но что-то сродни им. Легчайшее касание к самым кончикам, к краешкам.
Так нежно.
А вначале нежности этой пушистой не было. Я уже и не помню точно, что было…почти насилие, рвение, кромсание, подчинение.
Утешения не было.
Твои бедра трутся о мои ягодицы, звук получается страждуще-острый, касание джинса натянутого спереди тобой и моего зада, сжавшегося в тугой комок напряженных мышц.
Я громко застонал. Пытаться сдерживаться – бессмысленно, не удержусь и все равно сорвусь. А ты легко улыбаешься у меня за спиной, я не вижу этого, но знаю. Спину начинает сводить судорогой от перенапряжения, задница сжимается каждый раз в такт плавному покачиванию твоего таза.
-Кирилл! - не выдерживаю я и протяжно зову тебя. О чем? Чего я хочу?
-Да…- тихо шепчешь ты мне в ответ, шепчешь в место между ухом и шеей.
А по телу гусятиной мчаться точки, миллиарды пупырышек покрывают воспаленную плоть, открывают шлюзы всех пор.
Хочу ответить тебе, бля буду, но так искренне пытаюсь открыть рот и матернуть тебя, но не могу, твой бархат голоса запечатал намертво мои альвеолы. И я хриплю, знаю, что глупо, но так сексуально, не специально, но со стороны так.
Твоя рука умело оттягивает резинку моих домашних спортивных штанов, едва задевает пупок и пятерней ложиться на сжавшийся в спазме голый живот. Нажимает, прокручивая по кругу, и так несколько раз. Ты наклоняешься надо мной, почти всей грудью ложишься на мою спину, но не до конца. Одна твоя рука удерживает свой вес, плечом же ты придерживаешь меня и не даешь упасть нам обоим на пол. А я почти в лепешку, там, снизу, мокрой лужицей стелюсь.
Бедра дрожат, напирают на твои, прижимаются сзади, ищут стальные мышцы твоих ног, но пока не находят. Не помогают и твои широко расставленные ноги – ритм все равно сбивается, идет своим путем. Шуршание тканей переплетается с мелодией свистящих вдохов и выдохов, сдавленного сглатывания слюни и прерывающихся захватов кислорода – высшая музыка для двоих трепыхающихся ранеными птицами сердец. А я все кусаю губы и жмурю глаза, ощущения взрывают все мое существо, как искры от костра возле стога сена. Много ли нужно для пожара?
- Подожди…- эхо прорывают тонкую материю воздуха…- я кончу сейчас.
Прерывистый вздох за спиной. Замирание движений во времени, боязнь шевельнуться и нарушить гладь чуда.
Ты не улыбаешься уже, вовсе нет, знаешь, а я ведь не вру тебе.
Бедра в бедра хотят чистой оголенной кожи, им мешает даже шелковистость волос, что уж говорить о ткани. Мой рот наполнился слюной, она обильно заполняет каждый уголок его, возникает острое желание, почти больное, смешать ее с твоей, сделать особый коктейль, который и может утолить двоих молодых здоровых бугайчиков. Пытаюсь в спешке повернуть голову и отыскать твои губы, но они не отыскиваются, подбородок: оп-па – обломчик. Ты убегаешь взглядом от меня, движениями игнорируешь мои яростные попытки влепиться мной в твое, садюга епт. Твои губы балуют мои виски, шевелят дыханием мягкие волосы на затылке, кусают мягко плечо, а я хочу НЕ МЯГКОСТИ И ПОИГРЫВАНИЯ. Я хочу секса – бешенного, сильного, быстрого, немедленного.
-Какого хрена???!!!!! – Психует все мое.
От этого, почти по-детски шального возмущения об мои виски ударяется твой смех.
- Гад. – Снова я не выдерживаю.
И снова твои губы оживают в улыбке.
Ты тот еще садист. Травка чужого и насаживание личного у тебя в крови, а я никак все не пойму, как умудряешься ты сохранять в равновесии свои такие противоположные стороны вселенской хрени?
Рука твоя уже под штанами, стягивает их вниз вместе с трусами, переходит на ягодицы и оголяет. Я поддаюсь всем телом, инстинктивно и плавно, приподнимаю бедра и пытаюсь помочь избавиться от лишнего быстрее, но запутываюсь и…выходит все наоборот.
Мне так хочется стать сейчас бешенным животным, оборотнем, например, и руками с сумасшедшей силой разрывать кусками ненужное месиво шматья, раскидывать его пафосно в стороны, резаться в лоскутья.
Затем я слышу громогласный звук молнии, он рвет тишину на «до» и «теперь».
Я ликую этому визгу метала.
Твоя теплота плоти касается моей, греет, нет.. жжется, близко, так рядом. А хочется еще более поглощающей глубины. Моя попа сжимается, и ощущение твоего паха прижатого ко мне, - я рад. Я начинаю лыбиться, тупо, по-детски, наивно и очень глупо, но мне, как салютам в небе – свободно и взрывно. Малышу подарили новую цацу, правда, эта игрушка малость норовиста, но все ж – крышеснос обеспечен.
Спина сама начинает выгибаться, и я отвожу зад назад, твоя рука быстро направляет свой член вниз и он ныряет между зажатыми нами, проскальзывает между моих чуть расставленных ног, задевает все возможное и чувствительное снизу, и, пройдясь по всей длине моего уже эрегированного органа устраивается под.
А в голове мысли скручивают в трубочки мозги от желания видеть всего обнаженного тебя, мять и жмакать, тискать с такой силой, чтоб вишибать из легких весь дух, нахрен сводить с ума и глотаться – глотаться, захлебываясь почти. Это животное желания захватывает меня с такой силой, так накрывает с головой, что я рвусь, по всем швам и стачиваниям, мне нужен блеск в твоих глазах. Господи, я хочу видеть твои бездонно – ореховые глаза, суженные зрачки, что граничат с потерей в пространстве. Наклоняю голову и вижу, как из головки, на самом краешке спелой сливы выступает доказательство твоего поражения – сдачи контроля над собой. Он гордо стоит, чуть покачивается от напряжения, меняет постепенно свой цвет и текстуру. Природа, твою мать: мягкость – твердость.
-Хочешь, чтоб я скорее вставил тебе? - Тихий голос поет в голове.
Что ответить, когда факты налицо. Пускаю на самотек. Пусть, будет, как будет.
С тобой только так и можно.
С тобой только так и нужно.
С тобой только так и есть.
Хорошо, очень хорошо, почти идеально.
Я изврат. Полный. И мне хочется рычать – рычу.
Отдельными, никак не связанными фрэймами проносятся в голове отрывки тех вещей, чего я хотел бы сделать с тобой, но, некоторые вещи – никак не изменить. Лады, тогда ты делай все, что хочешь, почти все, что я хочу. И мне пох*ру, большому такому и увесистому, что ты будешь делать и, как ты это будешь делать.
Вставляй мне.
Имей меня.
Бери меня.
Тр*хай и еб* меня.
Но, главное, люби меня.
По отдельности ил вместе, здесь или где-то еще, сидя или стоя, лежа или рачком – одна байда. Все это оттенки нашего полотна страсти, а основа – она алая, такая красная и яркая, она – часть нашей крови.
Время утратило свой смыл, оно давно его потеряло для меня, я и не ищу пропажу – здесь и сейчас.
Теперь я понимаю смысл слов « растворение в ком-то».
Когда, ради всего святого, я начал мыслить как такая вот заправная шлюха?
И сколько раз я обещал сам взять себя в руки, но каждый раз срываюсь, падаю, тону в своем, съезжаю набекрень от вида твоего голода.
Все-таки я болен. И моя болезнь лечению не подлежит.
Думая обо всем об этом я отвлекся и не заметил, как ты уже полностью навис надо мной, перетащил нас на кровать, и твоя рука туго обхватила наши члены, круговым обхватом ласкает наши плоти, смешивает жидкости и дурманит ноздри. Одним выстрелом уложено двоих – здорово. Хотя нет, скорее поставил и укрепил, уложатся они позже, опосля.
Край к краю, венка к венке, сок в соку.
Запах смазки смешался, и комната опустилась в аромат дикости, твоя рука умело пляшет на них, вытанцовывает свою джигу и возвращается обратно, к источникам. Губы томно покусывают плечо, с какого хрена ты так медленно сегодня все делаешь? Мы же вечность не виделись, я так изголодался, а ты??? И почему ты так медленно натираешь кожу на моей шее, почему так тянешь??? А между ног горит, а в груди пылает. Даже ягодицы начали ныть и подрагивать. У меня руки зачесались от желание в*ебать тебе по морде за такую пытку.
Сука ты.
Ты приучил меня к полному подчинению по своей же воле, к чистому удовлетворению всех органов чувств, и вот сейчас такой игнор – это нечто. Я начинаю рычать. Как мне хочется сейчас няшно так и мягко скручивать в бараний рог твою крепкую шейку, зажать так сильно твои скулы руками – чтоб ты не мог лепить себе на моську эту наглую и оборзевшую от удовольствия ухмылку, и пить твои губы, глотаться ими, сжирать их бешенной страстью голодного и озверевшего чудака. И целовать тебя, гада, целовать, зацеловывать, залепить тобой все мои трещины и раны, замазать все болючие места, что ноют и так мучают. Затрахать тебя до полусмерти и тобой же быть отделанным так же.
В моей страсти и любви нет границ. Нет ума. Нет рассудка сейчас.
Чувствительно.
Чувственно.
Слишком даже, но слово «слишком» и «ты» - просто не совместимо.
Я плавлюсь под твоими скользящими едва-едва движениями, замираю где-то на вздохе и трепещу, как ленточка на ветру, что едва лишь нечаянным захватом зацепилась за ветку дерева и может оборваться в любой миг. Живот и пах свело выворачивающейся судорогой и я не дышу, зависаю, хрипло кусаю сжатые кулаки попеременно цепляюсь зубами за простыни, смешиваю их со своей слюной и искусанными ладонями.
Этот секс сродни смерти.
Я в реальной такой агонии. А ведь полчаса назад я бился в своем аду, и вот теперь – рай. Чистилище как-то пропущено, ну и хрен с ним.
Я весь мокрый, да и ты тоже. Рубашка распахнута твоя, джинсы спущены до середины бедра, мой низ полностью голый, только футболка свисает с одной руки – зашибенная такая картина не маслом. Только укуренный художник и мог нарисовать такой бред – почти одетый садист и раздетый мазохист.
-Какого ты медлишь? Я больше не могу: сейчас финиширую. – Уже реально зло выдыхаю я эти слова в приступе наката почти, что сродни дурноты от перевозбуждения.


.

@темы: творчество, Слэш/яой., книги(мои), my creatures --книги

---

музыка японии и китая

[J]www.youtube.com/watch?v=nWHbMgcs2PQ&feature... href=www.diary.ru\&quot;http://static.diary.ru/u...; &gt;&lt;img src=\&quot;static.diary.ru/userdir/2/9/6/3/2963251/thumb/7...; /&gt;&lt;/a&gt;&lt;a href=www.diary.ru\&quot;http://static.diary.ru/u...; &gt;&lt;img src=\&quot;static.diary.ru/userdir/2/9/6/3/2963251/thumb/7...; /&gt;&lt;/a&gt;&lt;a href=www.diary.ru\&quot;http://static.diary.ru/u...; &gt;&lt;img src=\&quot;static.diary.ru/userdir/2/9/6/3/2963251/thumb/7...; /&gt;&lt;/a&gt;&lt;a href=www.diary.ru\&quot;http://static.diary.ru/u...; &gt;&lt;img src=\&quot;static.diary.ru/userdir/2/9/6/3/2963251/thumb/7...; /&gt;&lt;/a&gt;<br>[/J]

@темы: музыка, mine/ just my, мои pictures)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

У ККККОГОО ТО ОХРЕНЕННОЕ ЧУВСТВО ЮМОРА

Разрешите обратиться - Атаки небоиси.

Угостите сигаретой - Чюся дайдзёбу.

Работаю на заводе - Допота кую гайку.

Можем устроить экономическую блокаду - Нито нидай миру санки.

Отлично выглядите - Кимоното ^^^овато.

Оригинальный фасон - Курамшито.

Галстук-бабочка - Ширихари.

Клёвый прикид - Симай маё.

Странный запах - Кайся напукин.

Красивый город - Тояма токанава.

Бюрократ - Харяхама.

Особняк - Хатахама.

Секретарша - Сукахама.

Профессия - Какойсан.

Переговоры - Тодасё.

Договор - Нитонисё.

Я не компетентен - Тимпункампун.

Спасибо за пояснения - Томимо токосо.

Вы любознательны - Носиро суёте.

Славная девушка - Такая макака.

Милое личико - Фара камаза.

Везде сплошной обман - Таки тити атама вата.

Я не танцую - Такуси хотэру-но.

Жизнь сложна - Комухари комусиси.

Смелее, турист! - Тама тудасуй.

Семья в полном составе - Мамэ сэннуки дочира кабан.

Толстяк - Бокки ахо.

Невысокая гора - Яма такуси ниой.

Выпить бы - Хоца негасимо.

Оцени аромат вина - Саки тихо матюгай.

Лимонад - Якисики.

Много рыбных блюд - Эки караси.

Уже достаточно специй - Помакай тампон суйка.

Нам что-нибудь европейское - Ниси супу кюкюся.

Не дороговато? - Сикока сикока?

Пересчитайте сумму - Чётто до хираку.

Сплошная обдираловка - Уеду нагая.

Спасибо, не надо - Сам-бяку хап-кяку.

Мы недовольны - Ване маломата.

Втолкуй им - Мочи ногами.

Как много людей - Ой тама табун.

Мат - Татами.

Сильно рискуете - Ситоити колояма.

Попробуете наше? - Бу коросу?

Угощайся - Накатика.

Вкусно - Онакамняка.

Не выбрасывайте это - Нами кусёмо.

Продовольственная помощь - Накосика сам.

Веди себя прилично - Серитока тама.

Наши нигде не пропадут - Эва кино нэмаваси.

Пойдём прогуляемся - Айда найдэ дурёхо.

Велосипед - Недомото.

Давайте просто побеседуем - Мэдама тока сама несуй.

Можете принять душ - Омой хоттикису кякуся.

Приступим к делу - Нитини маётта.

Некогда - Ниссёни.

Негде уединиться - Типатама накомоде.

Не дам - Кусикаку.

Женское единоборство - Уку-шу.

Скорая помощь - Комуто куяка.

Блин - Туюмаму.

На сколько меня задержали? - Докока никуда нимоно?

Вот это да! - Ёппарай обосан!

Где здесь туалет? - Кудамоноя тикай сёру?

Контрабанда - Утайки-умайки.

Тайфун прошёл мимо - Кара бури о сосэдзи.

На добрую память - Иккай омене.

До новых встреч - Покеда тараккана

@темы: улыбки небу

---

ONE OUTS

[J]findanime.ru/one_outs[/J] - аниме

[J]www.jurnalu.ru/online-reading/manga/oneouts[/J]- манга.

[J]citaty.info/anime/odin-aut-one-outs[/J]-цитаты

@темы: манга, музыка, аниме, Затянуло моментом

---

[J]poiskm.ru/artist/51919-Prince-of-Tennis#play-17[/J]

@темы: музыка

---

05.01.2012 в 21:39

Пишет  Noa Streight:

Посмотрела первую серию нового Прынца. Фангёрл мод. Слюни, сопли и поросячий визг!

Единственное, что подпортило впечатление – звукоряд опенинга. Ну, пидерастическая песня – просто за гранью добра и зла. А эндинг такой, типа, привет из тенимю.
Ну да и хрен с ними – всё равно проматывать буду. Одно печалит: это ж теперь сёрбать в неделю по ложке… Ыыыыыыыы!!!!
Эчизен так вытянулся. И в косухе ему отлично – кррррррасава. Санада как выглядел на 35 лет, так и остался, зато Акутсу мордашку подровняли – практически привели к общебисёнистому стандарту =))))))

А Токугава-то… Эчизен будет обязан на нём женится, после всего)))))


И ведь не получится же как с Ван Писом - месяц-два ждать, а потом смотреть махом всё вышедшее. Тут же я в фандоме - как начнёт половина ПЧей спойлерить и слюни лить... Никуда не денешься.